– Гости торговые, из-за моря!

В этот момент мы отвесили поясной поклон.

– Здрав будь, княже, лета тебе полных и благолепия. Пусть амбары твои всегда будут полны, а об удали твоей поют песни от моря до моря. Звать меня Димитр, и дозволь преподнести дары, – произнес Димитр.

У Владимира заиграла улыбка, да и скука отошла на второй план.

– Из-за какого моря прибыли к нам гости-то торговые? – неожиданно слово взял Добрыня. Его голос был мощный, с хрипотцой, и в вопросе звучала какая-то скрытая насмешка.

– Из-за восточного моря, али, как у вас его прозывают, Понтского[5], – степенно ответил Димитр.

– Легок ли был путь ваш, а может, и видели чего в пути? – спросил сам Владимир. Голос его уже нельзя было назвать детским, он ломался, может, еще пару месяцев, и он вовсе изменится.

– Море прошли хорошо, только в последний день нас накрыла буря и сбила с пути, так что пришлось идти еще день вдоль берега до Днепра. А после и по Днепру, пороги-то беда была для нас, но и их преодолели. Печенегов на порогах не видать было, и мзду они не брали, какую требуют каждый раз. В град Киев заходили, брат ваш и весь город в печали, плачут по отцу вашему, княже.

При упоминании брата и отца Владимир нахмурился, а с его лица слетела улыбка.

А у меня задергался глаз, и я еле удержал себя, чтобы не прошипеть что-нибудь матерное в отношении этого козлодоя по имени Димитр, что додумался такое ляпнуть.

Глядя на лица его ближайшего окружения, увидел, что дружелюбия у них поубавилось.

Владимир впился взглядом в Димитра, а того аж потряхивать от этого начало.

– Хм, не было у нас гостей из-за Понтского моря, с того года. Сказывают мне, что на отца моего печенегов император ромейский натравил, так ответь мне, правда это али лжа? – с затаенной горечью и злостью спросил Владимир.

Димитр аж онемел в этот момент.

Заставь ребенка делать мужские дела, проскочила у меня мысль, и я сделал шаг вперед, привлекая к себе внимание.

– Княже, дозволь мне слово молвить и ответить на твой вопрос, – спокойно и уверенно произнес я.

– А ты кто таков будешь? – рыкнул Добрыня.

– Звать меня Яромир, с Димитром мы товарищи. Не привык он общаться со столь лепшими и с самим князем, вот и онемел легонько.

– А ты, значит, привык? – вырвался у Владимира вопрос.

– Было дело, говаривал я с префектом ромейским, это посадник по-нашему, и с посадником в Щецине Никеем, а также и другими лепшими людьми, но с самим князем говорить не приходилось, в том лукавить не буду, – так же спокойно произнес я. Хотя с посадником в Щецине я не говорил, с ним прадед мой беседовал, но я был рядом. Так что почти не соврал.

Владимир бросил взгляд на меня, а после медленно кивнул, дозволяя говорить.

– Прибыли мы из Трапезунда, это большой портовый город, не Царьград, конечно, – и я позволил себе легкую улыбку.

Владимир и Добрыня тоже улыбнулись на столь немудрёную шутку, а волхв и вовсе довольно хмыкнул и начал оглаживать свою бороду.

– И Царьград далече находится от Трапезунда, а дворец императорский еще дальше от людей простых. Так что не ведаем мы тех разговоров, которые во дворце при императоре ведутся, оттого и сказать на этот счет мне нечего.

Владимир смотрел мне прямо в глаза. Я же принял его взгляд, а после поклонился в пояс, незазорно будет.

– И если князь позволит мне высказать свои мысли на этот счет… – уже тихо произнес я.

– Говори, – коротко бросил мне Владимир.

– Сдается мне, что князь Святослав не очень-то и дружен был с печенегами, несмотря на то что некоторые их отряды ходили вместе с ним.

– Очень даже не дружен, – со смешком произнес Добрыня, а я продолжил: