Мак отступил назад, к своей жене, взял рукой ее еще не успевшую остыть руку и опустился на колени. Это все-таки случилось. Парень, которого он вырастил, этот монстр, отнял жизнь у самого дорогого для него на свете существа. Отнял у него все. Этот парень был ненормальным, он был чудовищем. Правосудие свершилось быстро, но Мак никогда не сможет простить себе того, что допустил это. Он посмотрел на свою жену, побелевшую, залитую собственной кровью. Они все знали, но не смогли предотвратить это.

Трент подошел к отцу, похлопал его по плечу, вначале осторожно, затем более настойчиво. Вначале Мак подумал, что Трент просто хочет утешить его в горе, смягчить боль, но быстро сообразил, что сын пытается привлечь его внимание. Мак оглянулся.

Трент широко раскрытыми глазами смотрел в сторону, указывая рукой с вытянутыми, дрожащими пальцами на своего брата, силуэт которого виднелся в разбитом кухонном окне. Несмотря на раны, он стоял, шатаясь, обвеваемый ветром.

Мак поднялся, зная, что он должен сделать. Как он мог забыть? Проведенные на королевской службе годы многое стерли в его памяти. Мак повернулся к Тренту, в то время как Дрю наблюдал за ним – молча и потрясенно.

– Принеси мне кочергу, – сказал Мак. Трент продолжал смотреть на брата, который по всем правилам должен был умереть, но почему-то продолжал стоять на ногах, покачиваясь, как новорожденный ягненок. Отец схватил Трента за плащ и сильно встряхнул сына. – Кочерга возле камина, парень. Притащи ее. И поживее!

Дрю наблюдал за тем, как его брат бросился в гостиную.

Все произошедшее казалось Дрю нереальным, события сегодняшней ночи напоминали кошмар, не поддавались объяснению. Монстр, его мать, собственное превращение. Наконец, родной отец пронзил его насквозь своим мечом. Удивительно, но боль от нанесенной мечом раны становилась все меньше, она уже была не сильнее боли в ребрах, сломанных ворвавшимся в их дом монстром. Дрю был жив, несмотря на то, что его проткнули мечом, а теперь отцу потребовалась еще каминная кочерга. В детстве Дрю часто играл этой кочергой, любуясь стальным узором, тянувшимся по всей ее длине до самой серебряной рукоятки.

Но это был не кошмарный сон. Дрю отчаянно сражался с подступавшей изнутри тошнотой. Отец попытался его убить и, похоже, собирается повторить попытку. Наверное, в следующий раз ему это удастся. И Дрю принял решение.

Он вскарабкался на оконную раму и в последний раз оглянулся назад. Отец стоял, перекрывая своей фигурой тело матери.

– Поторопись, парень! – крикнул Мак Ферран Тренту, судорожно искавшему кочергу в хаосе, царившем в гостиной.

Дрю встал на край оконной рамы с торчавшими из нее осколками стекла, полуобнаженный, в разорванной одежде, которую трепал ветер. Его глаза сверкнули, встретившись с решительным взглядом отца.

– Дай ее мне, – приказал отец Тренту, появившемуся из гостиной с кочергой в руках. Мак взял кочергу за заостренный конец, поднял серебряную рукоятку над головой, а затем повернулся к юноше, которого до недавнего времени называл своим сыном. Еще секунда, и он убьет Дрю.

Но было поздно. В окне никого не было, только дождь продолжал заливать край выбитой рамы. Мак Ферран медленно опустил кочергу и засунул ее в кожаную петлю на своем поясе. Другую руку он положил на висевший у бедра охотничий рожок, сжал в пальцах холодную кость и подошел к окну. Высунувшись, он увидел внизу пустой, превратившийся в грязевое болото двор, слабо освещенный бледной полной Луной.

Дрю исчез.

В лесу стояла тишина, лишь похрустывали веточки под тяжелыми копытами коня. Хоган низко склонился в седле, положив руки на шею коня и пригибая голову, чтобы не касаться свисавших сверху вьющихся стеблей. Стебли тянулись к всаднику, словно приглашая потрогать их, заманивая путника своим сладким ароматом. Однако Хоган хорошо знал, что это за стебли. Он почти сорок лет был следопытом в Дайрвуде и оставался старейшим лесничим на службе у герцога Бергана. Во время войны Хоган не раз водил войска через земли Берлорда – оборотня-Медведя, всегда быстро и тайно, насколько возможно. Он был не из тех, кто совершает ошибки. Миновав занавес стеблей, Хоган выпрямился в седле, осматривая лежащий перед ним путь.