– Правду говоря, – прошипел вполголоса генерал молодому паладину, – у достопочтенного Ваала день рождения каждый день, по крайней мере он так думает. На заставе он ведёт дела Лупанария[11], и меня это устраивает. Даже выходные не просит, он их просто не помнит, – засмеялся взахлёб генерал, хлопнув по своим коленям.
– Учту, генерал, – Люциан отпустил руку достопочтенного Ваала, а тот продолжил довольно улыбаться, будто и не слыша, как его только что обсудили.
– Присаживайся, – предложил генерал Люциану, но произнёс это так, будто не хочет этого.
– Благодарю, – сквозь зубы ответил Люциан и уселся на свободное место возле достопочтенного Ваала. Больше под навесом никого нет, хотя в его тени можно поместить ещё добрую дюжину человек.
– Вина, быть может, за меня опрокинете? – неожиданно предложил достопочтенный Ваал и протянул кувшин с вином. – Прошу, за моё здоровье, уж не обижайте старого Ваала.
– Не обижу, – Люциан по-доброму улыбнулся этому пьяному Лупертарию[12] по необходимости и взял кувшин. – Будь ты, достопочтенный Ваал, – он чуть приподнял кувшин и сделал глоток. На удивление вино было прохладным, оно не успело нагреться, видимо, его только принесли. По вкусу – кислятина, но в такую жару – самое то, главное – утолить жажду.
– Буду, – усмехнулся достопочтенный Ваал и прищуренным глазом покосился на кувшин Люциана. – Какой интересный у тебя пернач, молодой паладин, именной, что ли? – он смело потянулся через Люциана к его оружию без страха и сомнений, забыв общепринятый такт.
– Я не советую трогать, – неожиданно грозно произнёс Люциан. – За такую дерзость можно лишиться жизни и достоинства, достопочтенный Ваал, даже в такой светлый день, – тот замер, как пёс, прижав уши, и тут же отдёрнул руку. Его глаза забегали, ища поддержки, упёрлись в губы генерала, но те не пошевелились. – И советую впредь не принимать мою вежливость за слабость, – Люциан неожиданно почувствовал лёгкое онемение на языке, но не придал этому значения, сделав ещё глоток кислого вина.
– А я, а я что? – посторонился достопочтенный Ваал и прижал руки к груди. – Я уже всё…
– Вот и хорошо, что мы поняли друг друга, – на лице у молодого паладина ни одна мышца не дёрнулась, но напряжение почувствовали все. Под навесом повисла тишина. Люциан перевёл внимание с наглого Лупертария на Арену, где измученный стражник неумело прикрывается щитом и отмахивается от нападок орка. Дрожащей рукой он всё пытается дотянуться до своего меча, что, сказать честно, у него явно не выходит. Видно, что молодой стражник на пределе паники, чего не скажешь об орке: он бегает по периметру, как обезьяна. Его сдерживает лишь цепь на шее, иначе выскочил бы и убежал. Но орк особо и не рвётся нападать на стража, он больше рычит на зевак, которые хаотично расселись по трибунам и ржут над зрелищем. Разный люд собрался в такую рань и продолжает подходить, видно, вскоре трибуны будут полностью заполнены.
– Ну как тебе, забавно же, скажи? – неожиданно генерал надорвал затянувшееся молчание, и молодой паладин заметил на его белых зубах яркий блик, медленный, необычный для восприятия.
– Что здесь может забавлять, генерал? – Люциан развёл руками, и пустой кубок вылетел из самопроизвольно разжатых пальцев. Кубок, сделав несколько оборотов в воздухе, упал на песок Арены. Вслед ему полетел различный хлам, что был у зевак, будто так и задумано. – Новобранец, который меч свой поднять не может? Или, быть может, зверь в лохмотьях, который, возможно, куда более человечен, чем… – он замолк, услышав, что в нём говорит вино. В глазах поплыло, он почувствовал себя нехорошо. Голова закружилась то ли от жары, то ли от кислого вина.