«Кто же гасил эти свечи? И что это за пещера?», – Эль всё не могла успокоиться и думала об этом, и думала. Ей жутко хотелось узнать тайну пещерных свеч. Погрузившись в эти мысли, она даже не заметила, как пальцы сами собой полетели над кусочком тряпки, на которой кривыми зигзагами тянулись её вымученные, запутанные стежки. Когда Эль вышла из мечтаний, с недоумением посмотрела на результат своих усилий. На куске материи вслед за косыми прочерками вдруг нарисовался образ. Пока ещё только намётками, но даже так становилось понятно: это будет немного кривая, но прекрасная в потенциале Дева-птица.

Когда Эль с гордостью показала своё творение буле, та долго крутила вышитую тряпицу взад-вперёд, затем подняла на девушку виноватые глаза:

– То желвь или сколия, я разумею?

– Это волшебная птица, никакой не червяк…

– У, – сказала Надея. И больше ничего. Кажется, работу она не одобрила.

Тинар слонялся у оцепления. Изменения, которые произошли с тех пор, как он приходил сюда в последний раз, были явно не в лучшую сторону. Заграждение вокруг центральной штольни стало ещё непроницаемей, и количество военных даже на первый, поверхностный, взгляд значительно возросло. Помимо людей в форме отряда особого назначения, появилось множество солдат регулярной армии. Но грум не собирался уходить, ничего не выяснив.

Тинар растягивал припасы, собранные для него булей Надеей, и становился от голода всё злее и злее. Он представления не имел, что происходит в грумгороде, как там его родные: отец и два брата, живы ли они, здорова ли семья Эль.

Так он и наблюдал издалека, не решаясь подойти ближе, пока однажды не увидел невысокую худенькую фигурку, осторожно выскользнувшую в незамеченную даже грумом потайную дырку в сети оцепления. Это был ещё совсем мальчик-подросток в форме самого нижнего чина регулярной армии. Скорее всего, служащий при кухне, Моу разглядел на форменном рукаве пацана знак котла, перечёркнутый поварёшкой. Тинар опустился на солончак и двинулся по-пластунски за беглецом.

Мальчишка оглянулся по сторонам, быстро метнулся от ограждения, но не успел пробежать и несколько шагов, как кто-то схватил его за щиколотку. Поварёнок нелепо взмахнул руками, словно пытался ухватиться за воздух, и рухнул на землю, не успев даже вскрикнуть от неожиданности, потому что чья-то жёсткая ладонь тут же зажала ему рот.

Он лежал навзничь, лицом в солёном крошеве, а кто-то, навалившись на него, давил к земле, не давая пошевелиться. Ладонь, закрывшая лицо, оказалась невероятно солёной, и у мальчишки на губах тут же заплясала тысяча огненных всполохов.

– Ну-ну, – тихо, но уверенно, произнёс над ним чей-то голос. – Позор и разложение в имперской армии…

Тинар не мог точно знать, делает ли мальчишка что-то незаконное, ляпнул наобум. Поварёнок промычал в ответ какую-то невнятную фразу. От соли, набившейся в рот, тут же распух язык. Когда тот, что давил тяжёлым телом, произнёс классическое: «Я уберу, если ты не будешь кричать», он с готовностью и даже радостью кивнул.

– Фто тефе нуфно? – спросил мальчишка, когда, отплевавшись, приподнял голову.

Давление заметно ослабело, напавший перевалился на бок, перехватив его руки за спиной, стал скручивать какой-то тряпкой. Ветошь липла к коже, в солёный воздух явно пробивался густой запах мёда.

– Куда ты направляешься?

Пленник всё ещё не видел своего мучителя, но понимал, что напал чужак. Если бы кто-то из сослуживцев решил сдать его начальству, он бы не действовал так тихо. Похоже, что этот блюститель порядка сам от кого-то скрывается. Но на всякий случай мальчишка ответил немного подобострастно. В регулярной армии существовала махровая дедовщина, а поварёнок находился на самом дне этой пищевой цепочки.