– Все есть, все есть! – Директор замахал рукой с зажатым в ней платком.

Бухгалтерша исчезла. Было слышно, как она стучит каблуками по ламинированному полу.

– Так о чем это я? – спросил Алексей Иваныч, откидываясь в кресле. – Двадцать три тысячи я с тебя удержу. А там с системником что хочешь, то и делай. Он теперь твой. Можешь Толику за десятку продать. Красная цена, да?

Сыч понуро молчал. Честно говоря, от удивительного ощущения сытости хотелось прилечь и поспать, но он сдерживался. А вот зевоту удержать не смог.

Директор, наблюдая за тем, как Сыч широко, качественно зевает, нахмурился и пробормотал:

– Тридцать тысяч сниму. За неуважение к начальству!

В этот момент в кармане завибрировал телефон. Сыч машинально выудил его, провел по экрану пальцем, разблокировав, и только тут сообразил, что телефон-то, в общем, еще утром был безнадежно мертв.

Экран светился серым – что-то подсказывало, что цвет все же был молочный.

«Вы скачали…»

Что-то зашевелилось внутри головы Сыча.

Что-то зашевелилось за его глазами.

Что-то похожее на червяка.

Затылок налился усталой тяжестью, за ушами кольнуло. Глаза забегали сами собой, безо всякого контроля. Сыч выхватывал по кабинету слова, буквы – все, что можно было прочитать, – и впитывал, будто губка, будто чтение было самым сладким десертом в его жизни. Слова надламывались и крошились, похожие на медовое печенье, которое быстро-быстро размалывает мелкими зубками некое существо, сидящее внутри головы.

– Ты вообще меня слушаешь, Семен? – разочарованно протянул Алексей Иваныч. – Распоясался совсем…

Сыч и рад был ответить, но не мог. Он чувствовал, как нечто, сидящее внутри, наполняет его тело гибкими извивающимися отростками, пробирается по кровеносным сосудам, оплетает кости, рвет мышцы, растягивает нервы. Даже будто из зубов вдруг показались кончики множественных отростков, слепо шарящие вокруг в поисках свежей пищи. Прошло всего несколько секунд, а это был уже не Сыч, а извивающийся клубок из червей. Его глаза стали воронками, втягивающими слова и буквы, сознание – фабрикой по переработке информации.

Телефон с грохотом разлетелся об пол.

Сыч, дергаясь, будто пьяный в припадке нелепого танца, запрыгнул на стол с ногами. Его пальцы вцепились в рубашку директора, а глаза вдруг налились красным, вспухли и лопнули с пронзительно-чавкающим звуком. Из двух рваных дыр, сквозь кровь и желто-белую массу, стекающую по щекам и скулам, выползли два червя.

Это были откормленные черви, жирные, с блестящими боками и присосками, рассыпавшимися по телу.

Алексей Иваныч дернулся, пытаясь вырвать ворот рубашки из скрюченных пальцев Сыча, но не преуспел. Один червь сложился пружиной и вдруг прыгнул на лицо, впился мягким кончиком в левый директорский глаз. Второй червь прополз по руке Сыча и юркнул под рубашку, между пуговицами.

Изо рта Алексея Иваныча вырвался тихий, ускользающий от реальности стон. Правый глаз закатился. Левый же больше всего походил на лопнувшее яйцо, в центре которого ворочался довольный жирный червь.

Второй червь ворочался под рубашкой. Кончик его тельца с присосками скользнул по шее, оставляя после себя тонкий красный след с яркими кровавыми разводами.

Хуже всего было то, что Сыч все видел. Невообразимым образом картинка плыла перед ним, словно кто-то прокручивал старое черно-белое кино на дрожащем полотне реальности.

Он чувствовал, как сотни мелких извивающихся червячков ползут по телу, гнездятся в каждой его клетке, словно нашли себе новый уютный дом и собирались обжиться в нем надолго.

Из окровавленных глазниц выскользнули еще червяки. Одним махом – порция из десятка мелких извивающихся телец белого цвета. Червяки облепили тело Алексея Иваныча и принялись за свою нехитрую трапезу – снимали лоскутки его кожи, слепо тыкались в мякоть мышц, переплетение вен, погружались глубже и глубже.