– Будешь жить сама, и пацана тоже отпустим с целым горлом. Поняла? Кивни, не охай. Подпиши и больше не спрашивай, где вам жить. Это не мои проблемы, я и так сегодня добрый. Нечего связываться с лохом. Он должен, мы взыскиваем. Ничего личного.

Мужчина еще что-то говорил скучающим тоном… Он запугивал жертву привычно, даже лениво. Милена его не слушала и почти не слышала. Вся картинка, доступная зрению людей плоского мира, перестала иметь значение.

Плоскость – особенный мир. Лезть сюда без выгоды для себя, даже ради спасения чьей-то жизни, едва ли стоит. Ложная простота четырех сторон света ограничивает восприятие так называемыми физическими законами, словно нет иных сфер, сил, красок. В дела плоскости не принято вмешиваться, не получив прямой к тому просьбы. Но сейчас на убогой дороге, в окружении голых деревьев, рожденных неподвижными, творилось дело, ничуть не относящееся к плоскому миру. И это дозволяло и даже побуждало вмешаться.

Милена хохотнула, невольно подражая Черне, которую желала бы видеть здесь и теперь остро, как никогда прежде. Сквозь зубы само собою просочилось любимое словцо воительницы – «интересно». Бывшая первая ученица замка Файен повела плечами, делая важнейший шаг – в явь! И с наслаждением сознавая себя: телесную, способную ступать по твердой поверхности, производя звук и отбрасывая тень.

– Не зима, а вот – приперлись, – шепнула Милена, ощущая азарт предстоящего. – Важное дельце? Воистину никто не умеет быть верным в беде… кроме врагов наших.

Исподников было двое. Оба таились рядом с машинами, чуждые плоскости и незримые для её людей, которые по обучению и складу души – не вальзы и не анги, ни на ноготь.

Твари оставались невидимками, покуда Милена была далеко от них. Но с каждым её шагом исподники проявлялись все отчетливее.

Первыми запаниковали люди в двух машинах с горящими фарами. Рассмотрели – и ужаснулись. Истошно взвыл сигнал! Это один из водителей неловко положил руку, да так и не убрал. Второй принялся терзать стартер, хотя мотор и без того сыто шелестел на холостых.

Милена сделала еще шаг, разводя руки и по привычке прищелкивая пальцами в такт зреющему азарту. Исподники заметили её, опознали происхождение и дружно развернулись, приседая на мощных лапах с вывернутыми назад мосластыми суставами.

Правый и чуть менее рослый пробно взмахнул широким мясницким клинком. Левый присел глубже, делаясь одного роста с Миленой – и выдохнул звучание, вмиг погасив фары, моторы, даже фонари на опушке, далеко…

Мужчина в роскошном пальто вдруг завизжал и пополз из машины на четвереньках, бросив портфель, бумаги, ручку. Если у него и было оружие – что толку? Не оружие ведет бой, а исключительно воин. Худенькая женщина плотнее обняла ребенка – его Милена заметила лишь теперь. Бежать женщина не пыталась, она, кажется, была так окончательно запугана своим собеседником, что новых «гостей» не смогла испугаться еще сильнее. Судорожно огляделась – зрачки огромные, делают весь глаз черным, бездонным. Много раз облизанные, потрескавшиеся и покусанные губы шепотом выговорили нечто едва слышное. Уставившись на Милену, женщина заподозрила именно в ней спасение из смертельной ловушки. И снова зашептала, смаргивая слезы и бережно обнимая ребенка, слишком маленького, чтобы понимать и бояться.

Минуя последнее дерево, Милена тронула сонную, неотзывчивую кору, провела пальцами по стволу, рванула годную ветку. Та удобно легла в ладонь – и ученица Тэры рассмеялась. Даже неподвижный лес плоскости остается лесом. Если попросить умеючи. Ветка вздрогнула в руке, вытянулась и заострилась. Рослый исподник пружинисто качнулся, взметнулся, используя всю силу лап! Он сразу перемахнул машину и атаковал первым.