– Моя ошибка и моя вина, – едва слышно выдохнул анг, перемогая слабость. – Не тебе платить. Но… помни о силе и душе. Важно.

– Буду помнить, – запинаясь и ощущая себя мертвее уходящего старика, выговорила Милена.

Не падала она на подкосившихся ногах только потому, что за шиворот держала железная рука Черны. Не закрывала глаз, словно бы проколотых взором Тэры. Не могла замкнуть и ушей, упрямо воспринимающих неразличимое в иное время биение сердца старого анга. Все слабее и медленнее…

С того серого предутрия Милена избегала Светла. Парень выправился, утвердился в мире живых медленно и вроде бы через силу. Все последующие годы Милена не шутила с ним недобро, предпочитая даже Ружану за спиной парня – не трогать. Но замок довольно мал, и всякий взгляд на Светла, пусть случайный, оживлял в памяти тот день, когда Милена приобрела ночной кошмар, а будущий псарь едва не разучился улыбаться.

– Я так и не поняла себя, – пожаловалась Милена одному из людей в зеленых одеждах. – Плохо мне, понимаешь? Не мой мир, да я и в своем-то была вроде как – не в себе…

Человек сидел у изголовья больного и дремал, неловко прилипнув щекой к холодной стенке машины. На приснившуюся – наверняка он так полагал – жалобу не отозвался, лишь поморщился и завозился, норовя отгородиться от пустых разговоров.

Милена утратила интерес к людям в зеленом и снова взялась изучать мир плоскости, отчаянно и тщетно разыскивая живое серебро. Увы, никто не нес в душе значимую его толику. Не всматривался в окружающих, не улыбался случайным прохожим, не провожал их непрошенным добрым напутствием. Люди муравейника держали свои души многослойно закутанными, словно сберегали скудное тепло в лютую стужу. Люди суетились, жили чем-то мелким, пустым в смысле корневого, главного для мира Милены, понимания.

– Плоскость, мир без ответа и привета… Я тут пропаду, – ужаснулась первая ученица, сполна осознав, что это значит – покинуть замок и оказаться наедине с собою.

Машина докатилась до той цели, куда она мчалась, пыхая синим огнем и разгоняя всех на дороге протяжным воем обозленного карга. Новое место совершенно не понравилось Милене. Тут слабые корни плоскостного мира дрожали и прогибались, сквозь них утекали одна за другой жизни, как капли влаги в ненасытный песок. И длилось подобное давно. Лекари боролись с бедой, но без толковых травников, без псарей и вальзов восточного луча они слишком часто не справлялись. Впрочем – Милена горько усмехнулась – теперь и дома нет годных вальзов. Восток встал на якоря. Королева преуспела в обретении права на это звание без корони и, значит, без учета мнения самого Нитля. Она свершила величайшую подлость72, и её поддержали тогда, полвека назад, очень многие. Даже анги зенита и прорицательница Тэра. Почему? Есть ли смысл искать ростки ответов в этом мире, если и в родном не удалось заметить их. Пять сторон было у света единого Нитля. Пять. Исконно и неизменно таков вершинный мир. Что поколебало его устои?

Тело расслоившегося устроили на кровати с колесами и покатили по безрадостному коридору, мимо одних равнодушных людей – во владения иных, столь же безразличных. Человека, чье имя Милена не знала, назвали «неопознанным», о нем без азарта посудачили: на бомжа не похож, а документов никаких; полиция не заводит дело, словно парень – привидение. Видимо, кому-то удобно таковым его числить при жизни. Хотя разве это жизнь? Сознания нет, пульс толком не прощупывается, температура тела медленно, но неуклонно понижается…

Милена тоскливо изучила убогий коридор, где обречена находиться, пока хоть что-то не изменится. Попыталась усилием воли переместить себя, на краткое время обрадовалась: получается! Но обнаружила, что упругость окружающего мира возвращает её на прежнее место.