Сорен сделал вид, будто направляется к аквалангу, Сара испуганно вскрикнула, схватив его за рукав. Потом сообразила, что он ее дразнит, и шлепнула «мальчишку» по затылку:

– Все, хватит мне нервы трепать. Будем считать, что твоя машина времени сработала. Давай, капитан, бери курс на Стокгольм.

«Орион» уже третий час бодро бежал на восток, к своему престижному причалу на Статсгордене (его выбил у городских властей незадолго до своей кончины сам Андерс Франзен), когда затонувшая русская подлодка дала Сорену Морелю новую пищу для размышлений.

Сара, осторожно постукивая молотком, выбила распиравший внутреннюю часть верхнего овала «восьмерки» продолговатый предмет, обросший донными отложениями и водорослями. В серо-зеленом коконе наслоений пряталась ложка с выгравированными на черенке инициалами «М» и «Г».

– Похоже, это начальные буквы имени и фамилии кого-то из членов экипажа, – предположил Сорен, разглядывая находку жены. – Если повезет, мы сейчас узнаем, кто это может быть.

В судовой библиотечке «Ориона» среди десятков книг по морской тематике, в основном справочников, имелись и русские. Одну из них, «Экипажи боевых кораблей КБФ 1941-1945 г. г. Часть третья», озаглавленную «Моряки-подводники», Сорен и принялся листать. В молодости он отслужил срочную в Упсальской школе военных переводчиков, и после года муштры, когда на шведском было запрещено не только разговаривать, но даже думать, довольно неплохо выучил язык вероятного противника. Сейчас, спустя более четырех десятков лет, в голове кое-что осталось, чтобы понимать тексты на русском и поддерживать простейший разговор, особенно если он велся в форме допроса. «Если вы согласитесь с нами сотрудничать, вам будет сохранена жизнь», – этой фразой, произнесенной почти без акцента, он еще месяц назад едва не обратил в бегство в аэропорту «Арланда» группу русских коллег, приехавших в Стокгольм на конференцию по морской археологии.

В разделе «Экипажи средних подводных лодок» «С-28» присутствовала, но вот человека с инициалами М. Г. в списке ее команды не оказалось. Сама «эска» значилась не вернувшейся из боевого похода в августе 1942 года. Согласно книге ей была поставлена задача по постановке мин в Ирбенском проливе. Почему она пересекла Балтику и оказалась у Эланда, неизвестно.

Заинтригованный Сорен отправил за штурвал Сару, а сам принялся страница за страницей листать справочник, заполненный таблицами со списками личного состава подводных лодок КБФ. Краснофлотец с инициалами М. Г. обнаружился на другой «эске», значившейся под номером «27»: старшина-моторист Максим Григорьев 1915 г.р.

«С-27», как и «С-28», вышла из Ленинграда в августе 1942 года с заданием действовать на коммуникациях противника в Аландском море. На базу лодка не вернулась.

Когда Сорен поднялся в рубку и сообщил жене о результатах своих изысканий, та лишь пожала плечами:

– Что тут удивительного? Война. Людей наверняка часто переводили с корабля на корабль, нужно было замещать больных, раненых, убитых. Сомневаюсь, чтобы все это тщательно документировалось, особенно у русских. У них и в мирное время отчетность никуда не годится. Сам сто раз жаловался, когда мы с ними совместную экспедицию в Выборгском заливе проводили.

– Там небрежностей с документами как раз не было, парни занимались очень продуманными приписками. Забыла, чем мы склад на берегу оплачивали? Излишками дизтоплива, – вскинулся Сорен.

Впрочем, он был вынужден признать правоту жены. Действительно, загадка ложки, скорее всего, объяснялась вполне прозаическими причинами.

– Ладно, возьмем ее себе в коллекцию и никому не скажем. Все равно у нас разрешение на подъем только цифры восемь и ничего больше, – определился Сорен.