– Как его зовут?

– Ох, я не знаю. Меня тогда еще не было. Кажется, он попал к вам в восьмидесятых.

– Сожалею, но максимальный курс лечения в нашей клинике составляет шесть месяцев.

Аарон бросил трубку и раскрыл органайзер. При всей ненависти к Андервуду он поймал себя на том, что автоматически следует его совету.

«Белый мыс» находился в пятидесяти километрах от города. Он наведается туда завтра.

Четырехзвездочный отель «Нуабель Инн» был единственным местом, где Ивонн могла кинуть кости. И они как пить дать не предоставляют персональные данные своих постояльцев. Впрочем, у него в арсенале была парочка способов разговорить персонал.

Газетный архив городской библиотеки в плане на завтра стоял последним пунктом. Больше он просто не успеет. Безо всякой надежды Аарон позвонил в справочную. Предполагая, что журнал «Инсайд» здесь не слишком известен, он сказал, что пишет для «Эсквайр» (а так оно и было), и осторожно уточнил, что собирается арендовать самую большую кабинку для индивидуальной работы вместе с коллегой – Ивонн Шнайдер:

– Может быть, вы о ней слышали, – сказал он между делом.

Уловки, помогавшие вытягивать сведения, настолько въелись в систему базальных ганглиев – систему мозга, отвечавшую за привычки, – что превратились в наркотическую зависимость.

Им понадобятся подшивки газет за восемьдесят шестой год, автомат для просмотра слайдов и документы за тот же год с грифом «ДСП». Он набрал в легкие воздуха и собирался перечислить еще парочку пожеланий, но заткнулся на полуслове – сотрудница справочной простодушно защебетала ему:

– Госпожа Шнайдер уже обо всем позаботилась.

– Да что вы? Прекрасно, – ответил Аарон, чувствуя, что еще немного и он сорвется с места, как случилось сегодня утром, когда он бежал на встречу с Андервудом. – Тогда увидимся завтра. Как, вы сказали, вас зовут?

Девушка на том конце произнесла имя так, будто через мгновение собиралась лизнуть его в ухо, и сказала – по тому, как заглушились звуки на заднем плане, он догадался, что она говорила в руку, – несмотря на запрет проносить в кабинку еду и напитки, для них с Ивонн действует персональное исключение. Добавила, что госпожи Шнайдер давно не было, но согласно распоряжению директора библиотеки бронь кабинки действует до конца месяца.

– Спасибо, – ответил он и прервал разговор.

Казалось бы, первый день в Нуабеле можно считать плодотворным, если бы не тот факт, что он, случайно наткнувшись на след Ивонн, продолжал сидеть в комнате, в то время как она… где-то сейчас умирала? Заперлась в номере и строчит текст? А Эмос Андервуд? Живой участник и, вполне вероятно, виновник скандального «Дела о скелете» – название так и просилось на бумагу в качестве заголовка – следит за ним? Ищет способ избавиться и от него тоже?

Аарона трясло от бездействия.

«Нуабель Инн» был в получасе ходьбы от дома Лавровых. Помня предупреждение Андервуда о некой мистической каре, он припустил быстрым шагом, но страх быстро улетучился. Субботним вечером город кишел людьми. Столики уличных кафе занимали половину тротуаров, и в оставшемся узком пространстве Аарон лавировал сквозь толпы, как часто бывало дома, в многомилионном, вечно неспящем городе.

В отеле четверо администраторов в поте лица отбивались от туристов, которых без устали исторгал конвейер двухэтажных лайнеров у парадного входа. Наблюдая за этой сценой, Арон посмотрел на стол прямо за стойкой ресепшена и понял, что услужливое внимание сделало за него большую часть работы. Номер «Столичного обозрения» лежал рядом с клавиатурой, раскрытый на статье о «Зодиаке», за которую Ивонн получила Пулитцеровскую премию. Тот же номер лежал у него дома. Он узнал выпуск по рисунку в заголовке – круг, перечеркнутый крестом. На поле, свободном от текста, размашистый автограф – Yvonne B. Schneider, где за литерой «В» скрывалось не имя отца, как все думали, а прозвище, которым тот называл ее без свидетелей.