Они смеялись, он любил жену глазами, ей это очень нравилось. Остаток вечера в гостинице обещал быть томным и уютным. Почему они сразу не ушли?
Воспоминания выдавались порциями – для удобства переваривания. Терраса над морем вмещала полтора десятка столиков с посетителями, в глубине террасы, недалеко от лестницы, обосновалась барная стойка. В какой-то миг он почувствовал, что на него пристально и неприязненно смотрят. Обернулся – за соседними столиками сидели люди, поглощали еду, пили алкоголь, смеялись. На Турецкого никто не смотрел. Поклонником теории заговора он, в принципе, не был, отнес событие к малосущественным и быстро про него забыл. В тот момент и следовало уходить. Но Ирина заявила, что процесс похудения придется, по всей видимости, заморозить – иными словами, она съела бы еще что-нибудь. Турецкий подозвал официанта и принялся разбираться, какую еще нечисть может предложить голодной женщине заведение. Выбор блюд производил впечатление. Он заказал рапанов, жареную в кляре барабульку и, в качестве эксперимента, лягушачьи лапки (не поесть, так хоть понюхать и посетовать на тяжелую лягушачью жизнь). Когда принесли заказ, он вновь почувствовал неладное. Обернулся – ага! Человек отвел глаза, начал что-то говорить сидящей напротив него женщине. Мужчине было основательно за сорок, скуластое лицо, словно вытесанное из камня, маленькие глазки, глубоко упрятанные в глазные впадины. Лицо из разряда запоминающихся. Ирина отвлекла его внимание, что-то сказала, он рассеянно отозвался, она спросила, все ли в порядке? О, безусловно, – отозвался он. Разве в этот вечер может быть что-то не в порядке? Человек из прошлой жизни, он знал его. Память, не отягощенная токсинами, работала нормально. Много лет назад, в бытность следователем Генеральной прокуратуры… Он вел дело об убийстве женщины, которую, собственно, и прикончил этот тип с неприятными глазами. То ли жена, то ли любовница – она работала заместителем редактора на одном из телеканалов. Как же его фамилия? Вопрос интересный. Как у Чехова – лошадиная фамилия. Но не Овсов. Помнится, у душегуба был шустрый адвокат, развел кипучую деятельность и едва не добился освобождения задержанного из-под стражи. Основные улики, дескать, имели сомнительное свойство, добыли их с нарушением процессуальных норм. Полный бред, но судья встал на сторону защиты. Еще бы не встал. У него на груди только таблички не хватало – «Продано». Турецкий тоже развил кипучую деятельность, добыл железные доказательства – такие убедительные, что даже у продажного судьи не хватило духу подписать освобождение под залог. Турецкий присутствовал на заседании – вел процесс другой судья, не сказать, что кристально честный, обыкновенный судья, помнил, как смотрел на него осужденный. Сколько же ему дали? Тринадцать, пятнадцать? Освободился раньше срока за примерное поведение – и сразу в Сочи? А куда еще? Заветная мечта любого зэка – оттянуться в Сочи. Сколько песен и сказаний об этом сложено…
Ну, встретились – и ради бога. Когда он снова обернулся, столик, за которым сидел господин со справкой, был пуст. Как корова языком слизала – и господина, и спутницу. К свободному столику уже неслась молодая парочка. Он повертел головой – ну, и ладно. «Ты уверен, что все в порядке?» – забеспокоилась Ирина. «А то, – усмехнулся Турецкий. – Можешь не сомневаться. Если что-то будет не в порядке, ты узнаешь об этом первой».
Он практически забыл об инциденте. Ирина что-то щебетала, отправляя в рот кусочки деликатесов, он понервничал и успокоился. Не верил он в заговор и месть. Как правило, эта публика дорожит свободой, проведя томительные годы за решеткой. Не будет у них другой жизни. Просто узрел человека, упекшего его в кутузку, – добрые чувства, понятно, грудь не всколыхнули, плюнул, ушел. «Хорошо, я буду осторожен, – уговаривал себя Турецкий. – Пешком в гостиницу не пойдем, поймаем такси, проследим, чтобы никто не увязался».