Киракия глядела ему прямо глаза с вызовом и дерзостью, каких Каджар уже давно не испытывал обращенными к себе. Даже среди бывалых мужчин мало кто решался глядеть на него так, – ещё меньше храбрости было у тех, кто знал на что он способен. Но эта девочка, это дитя, – она волновалась, дрожала, но не страшилась его, как многие другие.


Он опустился перед ней на одно колено, поравнявшись глазами с Хойен-младшей.

– Киракия? -с интересом повторил он услышанное уже несколько раз имя девочки. – Кто из вас назвал её так? -Ири, почему-то, промолчала; затаив дыхание, она ловила каждое микро-движение мастера. Киракия тоже не давала ответа на заданный вопрос. Девочка глубоко и с трудом дышала, пытаясь перебороть переданный от матери страх перед чужаком. Всеми своими силами, коих для ребёнка её возраста у нее было на удивление много, она пыталась показаться крепкой и бесстрашной защитницей своего дома и семьи. Каджар слегка нахмурился. Но сделал это не угрожающе и не злобно, но… иначе. Словно бы увидел нечто понятное лишь ему самому. – Что ж, по крайней мере, духа ей не занимать. -произнес он заметно смягчившимся тоном. – Ты знаешь, что твоё имя – очень редкое, девочка? -наконец, обратился он к ней напрямик. – Ты хотя бы знаешь, в честь кого тебя так назвали?

– Если обидишь маму, – то я… я убью тебя! -выпалила девочка, преодолев дрожь в голосе. Каджар с заметным усилием подавил в себе желание громко рассмеяться.

– Успокойся, я не стану обижать Ири. -заверил он, впервые за время своего появления в доме Хойен позволив себе улыбку. – Но, быть может, ты скажешь мне где прячется твой папа?

– Мой папа не прячется ни от кого! -чуть по-увереннее ответила девочка. Теперь, когда незнакомец опустился на один с нею уровень, он перестал казаться Киракие великаном, хоть крепкое сложение тела вкупе с плотной одеждой по-прежнему делали его огромным в её глазах. – И от тебя – тоже! -добавила она следом. – Когда-нибудь он вернется домой, и…

– Довольно. -осек её Каджар. Еще несколько раз взгляд его глаз перебегал от лица Ири к её дочери и назад. Каджар не мог не заметить того, как они были похожи.


Ири была прекрасной женщиной. Каджар помнил её еще с их юности, когда она носила иную фамилию – Жухон. Сейчас, как и в те времена, она любила длинные и плотные платья, обычно выбираемые женщинами, пытающимися скрыть недостатки, – для Ири же, это была всего лишь прихоть, её собственный каприз. Её утонченная женственная фигурка мгновенно цепляла глаз любого мужчины, и потому ещё с юности у неё было много воздыхателей. Каджар с некоторой ностальгией вспомнил те времена, припомнив так же, что сам был в числе воздыхателей красавицы из Жухон. Ещё больше таковых поклонников у Ири появилось с той самой поры, как она стала взрослеть, и к изящной фигуре молодой девы прибавились соблазнительные формы повзрослевшей жены. Её милое лицо, облагороженное на редкость правильными и нежными чертами, казалось творением искусства от самой природы. Её раскосые глаза всегда были ярки и выразительны. Их изумрудный взор казался настоящим чудом. Неповторимым чудом.


Тем удивительнее для Каджара была… Киракия.


Дочь Ири унаследовала всё лучшее от матери, это было очевидно при первом взгляде. Даже будучи ещё ребенком, Киракия уже была весьма примечательна подаренною ей природой красотой. Однако, та самая краса была не вполне понятной, необычной, – не такой, какую легко распознать с первого взгляда. Словно картина, истинный смысл которой раскрывается лишь взгляду избранных единиц, раз за разом возвращающихся к её просмотру в поисках настоящего понимания. Что-то одновременно очень