Другой, напротив, весьма интеллигентной наружности молодой человек был одет в какую-то молодежную толстовку, кепку и увешан серебром и какими-то этническими фенечками. Серебряного звали Игорем Александровичем. Несмотря на разницу во внешности, вели себя они одинаково, всем своим видом убеждая тебя в собственной виновности. Уже то, как они вошли в кабинет директора, не желая слушать верещания Маргоши о его занятости и ближайшей встрече, как уверенно распахнули дверь чуть ли не ногой, – вызвало неприятную пробежку легкой дрожи по спине. Тот, «серебряный», стал разговаривать с директором, а «золотой» остался в приемной.

Вероника в этой ситуации решила поскорее уйти, но только она поднялась с кресла, как ее остановил вопрос:

– А не подскажите… – Тут «серебряный» взглянул на бейждик, висевший на белоснежной блузке Маргоши. – Маргарита Александровна, не подскажете ли мне, какие дела у вашей фирмы были с Клавдией Михайловной Юдиной?

Растерявшаяся Маргоша, конечно, не нашла ничего лучшего, как перевести вопрос Веронике.

Мол, я особо ничего не знаю, я, мол, только секретарь, знаю только, что на ближайший аукцион мы отобрали несколько картин ее покойного мужа. Да вот Вероника Васильевна Вам все лучше расскажет, она по ним экспертные заключения делала и вообще о творчестве ее мужа очень много чего знает, больше всех, надо сказать…

И началась тягомотина: что, зачем и почему…

Оказывается, с тех пор как три дня назад Вероника закончила готовить документы, все подписала и сдала, а работы, предназначенные для аукциона, были вывезены из мастерской и находились в офисе, «прелестную во всех отношениях» старушку Клавдию Михайловну убили.

Услышав это, Маргоша даже изобразила обморок, но, поняв, что зрителей маловато, решила быстренько прийти в себя и внимательно слушать, чтобы не пропустить ни капли информации. Ей безумно хотелось послушать, о чем говорят там, в кабинете, тот «серебряный» и ее шеф, но ни подслушать за дверью, ни включить громкую связь не было никой возможности. Так что оставалось внимать тому, о чем расспрашивали Веронику.

Сообщение было действительно не из приятных. Клавдия Михайловна Юдина, милая восторженная старушка лет около семидесяти пяти, была из тех, о ком говорят: дама элегантного возраста. В любой жизненной ситуации она не забывала купить лак для ногтей и помаду пусть и не лучшей французской фирмы, но чтобы обязательно в тон, подходящий к цвету платья. Вероникина мама доводилась ей то ли троюродной, то ли еще более дальней сестрой, то есть из категории родственников «пятая вода на киселе». В далеком довоенном детстве они были довольно близки, после потери родителей Клавдию Михайловну взялась «ставить на ноги», как тогда говорили, Вероникина бабушка, но с тех пор много воды утекло. Однако отношения они поддерживали неформальные: поздравления в Новый год и на Пасху, посещения с обязательными пирожными, а Веронику она интересовала, прежде всего, с профессиональной стороны.

Клавдия Михайловна Юдина была вдовой одного из советских художников-академиков, классиков отечественной детской иллюстрации, на книжках с картинками которого выросло не одно поколение детей в нашей стране, в том числе и сама Клавдия Михайловна, поскольку была почти на сорок лет моложе своего покойного мужа. А сам супруг ее был личностью прямо-таки легендарной.

Виктор Михайлович Юдин совсем еще юным пареньком приехал из далекой Вятки летом 1917 года поступать в Академию художеств, но тяга к искусству не пересилила тогдашние революционные настроения. На беду он поселился у своего знакомого, когда-то два года отбывавшего ссылку в их краях и квартировавшего в их просторном доме Густава Лациса, ну а тому задурить голову молодому человеку революционными бреднями ничего не стоило. И так вместо академических классов оказался Виктор Юдин в боевых дружинах тех, кто брал Зимний, а затем и охранял самого Ленина в Смольном. Ох, и лихое же время было тогда, а Густав Лацис оказался парнем рисковым, вместе с ним участвовал Виктор в аресте многих известных питерских буржуев, обыски в их хоромах проводил, и немало всяких историй случалось в это время, но приятели как-то выкручивались. Вместе с бравыми латышскими стрелками Виктор в восемнадцатом переехал в Москву, и там два товарища революционера были вместе и, наверное, немало подвигов совершили. Только случилось несчастье – во время одного из обысков у недорезанного буржуя Густав Лацис погиб. Смерть эту Виктор Юдин переживал тяжело – настолько, что вспомнил снова о своем желании стать художником и вернулся в Петроград. В память о тех годах в его мастерской на видном месте висела фотография, где два закадычных друга изображены в обнимку.