– Какой?

– Арабские шейхи через подставных лиц скупили множество территорий в разных странах, потратив на это почти все свои активы в несколько триллионов долларов. И знаете, что наиболее удивительно? Догадайтесь, где они скупили земли?

– Вероятно, в каких-нибудь сейсмически спокойных зонах, вроде Бразилии, Западной Африки, наконец, единоверного им Пакистана.

– А вот и нет! Они скупили земли в Индонезии, на Филиппинах, некоторых островах Океании! В зонах вулканизма и высокой сейсмической опасности! Как вы это объясните?

– Откровенно говоря, пока никак. Рациональное объяснение не приходит в голову. Либо они кем-то дезинформированы, либо, наоборот, знают то, чего не знаем мы.

– Поскольку второй вариант не исключён, их мотивацию надо выяснить. Пусть создаваемая группа тоже этим займётся. Не сообщайте ей данный факт, просто направьте исследования ещё по одной линии: прогнозирование активности в существующих вулканических регионах.

…

Перед директором ГИН сидел человек в штатском.

– Нехорошо получается, Юрий Борисович, – молвил он, – разбрасываетесь кадрами по заграницам. Сначала Фескин, теперь вот Любарский. Этак отечественная наука совсем без специалистов останется. А Любарский, между прочим, сейчас в Американском институте наук о Земле работает, рядом с Вашингтоном. Там все под колпаком у ЦРУ.

– Да не знал я его почти и не контактировал с ним! – нервно отвечал Юрий Борисович. – Его начальник отдела спугнул, пригрозил увольнением.

– От одних таких угроз в Америку не сбегают. Не умели вы его выслушать как следует. Он наверняка хотел сообщить что-то важное. Американцы так просто к себе не берут. Нашли в нём пользу, значит. Придумывайте теперь, как его вернуть.

Директор ГИН помолчал, скривился и наконец молвил:

– У него тут вроде жена с сыном остались. Они вместе, правда, давно не живут, но… Может, это как-то сработает…

– Может быть. Это вы правильно сказали. Мы займёмся этим. Вы работайте.

…

Любарский был доволен предоставленной ему инициативой. Меньше чем за неделю он представил список членов группы из самых перспективных, нестандартно мыслящих, на его взгляд, учёных института. Среди них было больше европейцев и восточноазиатов, чем американцев, что, впрочем, естественно. Далеко не все кандидаты согласились войти в намеченную группу. У многих были свои творческие интересы, а важность целей создания такой группы держалась в секрете даже от Любарского. Среди оставшихся царил эгалитаризм. Любарский не был здесь никаким назначенным руководителем, но благодаря своей способности к научному синтезу стал в ней признанным неформальным лидером.

С некоторых пор Любарский стал получать на е-мейл письма от жены. Она писала, что раскаялась во многом, хочет перетереть об отношениях, скучает. Любарский вначале отвечал довольно грубо, что вот теперь, когда он переехал в Штаты и перед ним раскрылись перспективы в жизни, ей захотелось воспользоваться готовеньким, а раньше, в более тяжёлый период, она же сама его и бросила. Но она настойчиво умоляла простить, и он, в конце концов, сжалился. Ему подумалось, что, может быть, это всё-таки шанс восстановить нормальную жизнь, как у людей. Может, ему удастся вытащить её с сыном сюда, в Соединённые Штаты? Тут есть о чём, что называется, «перетереть». Ведь, в конце концов, он сбежал сюда тайком, даже не простившись с ними, не увидевшись напоследок.

В декабре Любарский сдался. Сказал коллегам, что должен повидаться с женой и сыном, а может даже привезти их, в итоге, в Америку. Его намерение встретило бурное одобрение и пожелание удачи. Любарский намеревался смотаться в Москву и обратно ещё до Рождества.