– Объясни мне это, – попросила я. – Потому что я не хочу тебя ненавидеть.

Чарминг громко шмыгнул носом, поднял голову и посмотрел на меня с дрожащей губой.

– Чейн, – сказал он сдавленно. – Он был моей половинкой.

Я замерла, но все же резко втянула воздух носом.

– Чейн – твоя половинка? – не веря своим ушам, повторила я.

Чарминг кивнул с выражением боли на лице.

– Ты имеешь в виду… он был ею, пока Пиас не убил его? – мой голос вдруг стал очень высоким.

Чарминг снова кивнул.

– Когда я прибыл в Тартар… – он замер, будто перебирал слова и думал, стоит ли говорить. – Это все сложно объяснить. Я здесь уже больше восьмидесяти лет, но, если считать по человеческому времени, меня сбросили сюда в две тысячи девятом году.

Я растерянно нахмурилась, пытаясь осмыслить сказанное. Две тысячи девятый?

– Как… Я не понимаю, – заикалась я, и уголки рта Чарминга приподнялись в грустной улыбке.

– Когда я упал в Тартар, то провалился в пропасть: меня откинуло почти на восемьдесят лет назад, – объяснил мне он. – Время в Тартаре нелинейно, а измерения хрупки, словно стекло. Это касается и места, и времени. Иногда возникают деструктурированные зазоры. Я попал в один из таких и очутился во времени, когда Пиаса только сбросили в Тартар. Чейн нашел меня, взял к себе, и мы… мы… – по его щеке скатилась слеза. – Это была любовь с первого взгляда, – с тоской в голосе признался он. – Моя жизнь до этого была забыта, но с Чейном я был счастлив.

Боль Чарминга так внезапно охватила меня, что я не могла не обнять его.

– Пиас неплохой человек, Ворриор, – прошептал он в моих объятиях. – Проклятие очень давит на него. Он думал о том, не убить ли себя, но тогда проклятье перешло бы на Чейна, а это закончилось бы абсолютной катастрофой. Для всех нас. Но возможность разорвать проклятье без жертв была. И Чейн это знал. Однажды на нашей кровати я обнаружил прощальное письмо. Он извинялся за то, что покидал меня. Чейн хотел поддержать Пиаса и положить проклятию конец, чтобы спасти всех от этого ада. Тартар тогда был совсем другим, – он сглотнул. – Он был жутким, Ворриор. Если бы я еще мог спать, мне бы снились кошмары с Тартаром того времени. Чейн пожертвовал собой, чтобы вытащить оттуда всех нас. Что за идиот!

Чарминг засмеялся и шмыгнул носом.

– Я в панике побежал к Вирусу и попросил его помочь, однако мы прибыли слишком поздно. В тот самый момент, когда Пиас убивал Чейна. Вирус был вне себя от злости. Он вобрал в себя личность Чейна, но с тех пор… – он покачал головой. – Я понял, что наша связь была прервана. Чейн все-таки в какой-то степени умер. Тот, кто продолжает жить в теле Вируса, уже не моя половинка, а лишь тень прежнего Чейна. Мне было невыносимо рядом с ним. Смотреть в лицо Вируса и каждый раз мечтать о том, что Чейн посмотрит на меня как прежде. Я ушел, а Чейн так и не простил этого, как и все остальные. Я думал, что с этим покончено и благодаря Брейву мое сердце зажило, но, когда Пиас готов был окончательно убить Чейна, будто произошло короткое замыкание. Я должен был спасти его. Даже если он был всего лишь тенью. Мне так жаль, Ворриор. Из-за меня ты снова в этих ужасных цепях.

После того как Чарминг закончил говорить, все его тело затряслось, и спустя мгновение он снова заплакал. Я молча обняла бога. Эту боль нельзя было описать словами. Я не могла утешить или отменить произошедшее. Магия Чарминга захлестнула нас волнами печали, и я ответила теплыми, успокаивающими импульсами, которые прокатились по его телу.

Мы так тесно сплелись, что я впервые заметила, как похожи наши энергии. Обе были сладковаты на вкус. И это покалывание после каждой волны, стремительно охватывающее нас. Я внимательно посмотрела на лицо Чарминга. Шестеренки в голове медленно закрутились. Его скулы. Ямочки на щеках, брови. Черт возьми. Он был похож на меня. Не говоря уже о Даймонд.