Вилена однажды призналась Носову, что, когда отец думал, куда бы ее посадить после окончания стажировки, она сама попросилась к нему в бригаду.

Но этот разговор случился значительно позже, когда они уже не только гуляли по паркам или целовались на последнем ряду в кинотеатре.

Виктор загасил в пепельнице коротенький «столичный» окурок и со вздохом принялся вылезать из узкого пространства между холодильником и кухонным столом.

Вилена открыла вечернюю бригаду, и он остался один на четыре часа. Из селектора под потолком тихо потрескивало и похрюкивало.

– Двадцатая бригада! Доктор Носов! У вас вызов, – вкрадчиво повторил голос диспетчера.

Носов, не торопясь, ополоснул кружку от остатков грузинского чая и пошел к окошку диспетчерской. Оттуда уже торчала свернутая в трубочку карта вызова.

Носов прочитал повод, и ему стало нехорошо… Поганее вызова быть не могло: «Ребенок трех лет, отравление клофелином», мощнейшим антигипертоническим препаратом.

Он позабыл о своей нарочитой медлительности и ворвался в водительскую. За обшарпанным от постоянного биения костяшками столом сидели его водитель Толик Шпигун и еще двое других водителей: с акушерской бригады и перевозки.

– Толик! Погнали! У нас ребенок… – сказал Носов, пытаясь всем лицом и голосом передать тревогу. – Быстро!

– Ну чего ж, ребенок так ребенок. – Толик, не отрываясь, махнул по столу доминушкой. – А вот так! Шершавого?! – объявил он.

– Толик! Я серьезно… – проговорил Носов тихо, но закипая. – Отравление клофелином… Быстро! – повторил он уже с яростью в голосе.

Водитель с «акушерки» бросил костяшки на стол.

– Езжай, Толя.

– Ну ладно! – заныл Толик. – Ну чего ты, Михалыч, щас, еще пару минут, доиграем, и поеду.

– Вали, салага, – добавил водитель с перевозки и тоже скинул свои костяшки. – И моли Бога, что это не твой ребенок… Пацан.

Толик расстроено положил свои костяшки, еще раз с сожалением посмотрел на стол с выигрышной партией и, тяжело вздохнув, вышел. Он и впрямь не понимал, с чего такой переполох.

К дому подъехали без особого шума, Толик сирену и маячок не любил включать, хотя Носов его подгонял:

– Быстрее, Толик! Гони! Это отравление!

Дверь в квартиру была открыта. Носов на всякий случай надавил на кнопочку, дождался «Бим-бом» и прошел в прихожую. Навстречу ему устремилась встревоженная женщина.

– Где ребенок? – спросил Носов. – Когда обнаружили пропажу лекарства?

– Она здесь, в гостиной, спит, я сразу вызвала! – ответила женщина. Высокая, ростом почти с Носова, она ломала тонкие пальцы и прерывисто вздыхала, будто сдерживая рвущийся плач. А Носов второй раз почувствовал предательскую слабость в ногах – «спит!». Он быстрым шагом прошел в гостиную и увидел лежащую на диване девочку. Бросил ящик и, наклонившись, потряс ее за плечи, легонько похлопал по щекам. Девочка поморщилась, вяло попыталась махнуть рукой. Носов обернулся к матери.

– Когда и сколько она выпила клофелина? – спросил он.– Когда уснула?

Мать протянула ему пустой флакон:

– Я только сегодня для мамы купила полный. На минутку вышла на кухню…

Носов готов был лечь рядом с девочкой. Мыслей не было никаких. Это конец, подумал Носов. Отчаяние и понимание неизбежного вдруг отрезвили и придали энергии.

– Когда она выпила лекарство?! – почти проорал он, повторяя вопрос.

– Минут пятнадцать назад, – спокойно сказала женщина и повторила, видимо оправдываясь перед собой. – Я на секунду вышла из комнаты. Мать у меня, тварь, – произнесла она вдруг с ненавистью, – гипертоник, пьет его и бросает где попало.

– Она перед этим что-то ела?

– Кашку, мы только поели… пшенку на молоке.