– Да, Владимир Анатольевич, на этом можно?..

– Можно, – кивнул главный врач и встал со своего места. – Коллеги, насчет грядущей недели ИБС, всем все ясно?

Последовало дружное «угу».

– Тогда все свободны. Докладчиков попрошу представить мне презентации своих работ к пятнице. Все, конференция завершена, всем спасибо.

Признаюсь, свой доклад, как и остаток конференции, я преодолевал уже на морально-волевых. Жуть как спать хотелось, да и грудная клетка сильно болела. Дышать было сносно, но неприятно – каждый вдох отдавал колкой болью где-то под ребрами. Приходилось делать вдохи поверхностно и часто, что автоматом приводило к гипоксии и попыткам мозга насытить себя кислородом, сделав пару-тройку мощных зевков. Зевки я подавлял, как мог, однако это тоже требовало определенных усилий.

Так или иначе, а самое сложное мероприятие грядущего дня миновало, оставалась лишь какая-то мелочь – доработать до конца рабочего дня и свалить, наконец, домой. Да-да, вы не ослышались. Кто не в курсе – после ночного дежурства стационарный врач еще и днем работает. Работа днем – его основная обязанность. А вот ночные дежурства – это уже либо наказание, назначаемое с воспитательной целью (как раз мой случай), либо подработка, то есть дело добровольное. И никакое ночное дежурство, разумеется, не является поводом отлынивать от основной работы. Особо нуждающиеся берут ночные смены сутки через трое. Вот и представьте, каково их близким? Как тут построить крепкую и дружную семью, если твой благоверный или благоверная женат на работе, а не на тебе? Но это я так, к слову.

– Так, Горин, – услышал я от нашей Жабы сразу, как ввалился в ординаторскую, – собирай свои манатки и проваливай домой. Бери больничный и, пока свои сопли не вылечишь, сюда не суйся! Нам еще гриппа тут не хватало.

– Эмм, не понял… – начал я тупить, но заведующая меня перебила.

– Мне Зубков все рассказал, как ты к нему прибегал ночью «литичку» делать. Температуришь – марш домой! Парацетамол, тамифлю, горло полоскать и так далее по списку. Мне тут твои бациллы не нужны. И врача на дом вызови, иначе справку не получишь.

А вот за это, Семен Борисович, спасибо большое! Нет, вы не подумайте, работать я люблю. Просто вот конкретно сегодня, да и ближайшие несколько дней, думаю, мне действительно было бы лучше провести в постели. Того же мнения, видимо, придерживался и сам виновник торжества Зубков. Дядька он здоровенный, гирями, насколько я знаю, занимается. Стало быть, понимает, как я себя чувствую после реанимации в его исполнении. Знал он и о страхах нашей Жабы: Любовь Владимировна панически боялась всяких вирусных заболеваний, особенно тех, что передаются воздушно-капельным путем.

Я мгновенно сориентировался, изобразил недомогание, понизил голос до хриплого шепота, сглотнул слюну, не забыв при этом поморщиться (горло-то, поди, наверняка тоже болит) и выдал:

– Да, Любовь Владимировна, вы, наверное, правы… Извините, что скрыть хотел…

– Я всегда права, Горин! А Настюхе своей магарыч поставишь, как выйдешь с больничного. Ей теперь неделю всю вашу палату одной вести!

– Не, если надо, я останусь…

– Вали, я сказала, отсюда!

– Все, все…

Я поспешно переоделся, стараясь в сторону заведующей не то что не дышать, но даже не смотреть, сложил свои скромные пожитки в рюкзак, виновато улыбнулся и выскользнул из ординаторской.

– Эй, ну-ка стоять! – тут же послышался тонкий голосочек Настюхи Ярцевой, она как раз возвращалась с обхода. – А ты куда это, Гришенька, намылился?

– Заболел я, – максимально страдальческим голосом выдавил я и даже попытался кашлянуть. Получилось правдоподобно, поскольку помятые ребра тут же отозвались острой болью. Я поморщился и непроизвольно ссутулился, прижимая к груди рюкзак.