Бутылка покатилась, а Мария кинулась за ней, и тут прямо из холма появился человек, голову которого она сначала не увидела на фоне снега. Ведь волосы у него были такие же снежные, а кожа – ирландская, бледная, как молоко. Глаза у него были ярко-светлые, как льдинки или взрывы голубого фейерверка. Обут был человек в серебристые носатые сапоги и очень пушистую леопардовую шубу, вокруг шеи был обмотан красный шарф, а на штанах были темно-синие полоски. Появившись, он растопырил руки, чтобы преградить ей дорогу, но Мария остановилась заблаговременно – ведь не заметить его было очень трудно.

Стекла в ближайших домах даже не повылетали от появления такого чудного гостя в обыкновенном, лишенном магии городе. Деревья так же спокойно стояли вокруг, сосредоточенно удерживая на прогибающихся ветках снег, а где-то на соседней улице яростно заливалась собака. Бутылка масла прокатилась до поребрика, уперлась в него и остановилась. И Мария тоже стояла, вся в кошачьей шерсти и с растрепанными волосами, и сложно было сказать, кто из них двоих выглядел более сумасшедшим.

– Ага! – сказал Кукольник. Нам, конечно, понятно, что это был он, а вот Мария долго соображала, как бы его обозвать. Он появился как черт из табакерки, и девушка была убеждена, что он должен был в нее чем-нибудь кинуть, или опрокинуть с ног на голову, или украсть у нее туалетную бумагу, но он просто воскликнул «Ага!» и замолчал.

– Надо же, – наконец сказала она.

– И не говори. Ты в этом пойдешь?

– Надо же, – тихонько повторила Мария, хлопая себя по бокам. – Всегда знала, что такое придется именно на тот день, когда я выскочу из дома в самой уродливой своей одежде, буквально на три минуты. Но я полагала, это будет поход на помойку с мусором.

Кукольник пожал плечами.

– Откуда же ты взялся?

– Из твоих стихотворений, – ответил Кукольник, – из твоих снов. С луны. Из той осени, когда у тебя не было работы и ты пила кофе на кухне и смотрела в окно весь вечер. Откуда угодно. Из серебристого озера. Из нарисованной страны…

– Понятно, – Мария махнула рукой.

Кукольник переминался с ноги на ногу, взмахивая головой, чтобы стряхнуть пушистую челку с сияющих глаз. Здесь он был не к месту – на этом треугольном дворе (он побаивался треугольников), между военным бункером и общежитием, с которого в том марте спрыгнула насмерть женщина, и рядом с непристойно-разноцветной детской площадкой с уродливыми инопланетянами, сделанными из фиолетовой пластмассы. Среди всего этого пагубного, кровожадного реализма. Он мало того что разучился разговаривать с людьми, так еще и забыл, как ему плохо бывало во внешнем мире.

– А что, собственно, случилось? – спросила Мария, не уверенная, что понимает, что конкретно должен означать этот вопрос.

– Беда. Все умирает. И озеро снова закипело. Кто-то попал в него, и все отравилось. Всему конец.

Мария пристыженно посмотрела в землю, хотя со стороны и нельзя было понять почему.

– Ну так что, – требовательно воскликнул он, подступая на шаг, – ты идешь?

– Прямо так? – испуганно спросила она.

– Времени нет. Нужно торопиться!

И вдруг он схватил девушку за запястье, крепко смыкая пальцы, и потащил к хоббичьей норе. Мария разжала пальцы и выронила туалетную бумагу, представляя, что эти два предмета будут последними следами на месте ее похищения и полиция просто сломает себе голову, увидев, что следы ведут в забитый мусором холм. Она даже на мгновение испугалась, что, когда он откроет дверь, на них вывалится гора полиэтиленовых упаковок от чипсов, окурков сигарет и бутылок, но вместо этого там, по ту сторону, она увидела сухую улицу, совсем не по сезону, без единой снежинки, утыканную черными столбами фонарей.