– Там в лесу я согласилась только потому, что ты красив.

– Что?

– Мрак, это звучит глупо, но я подумала, что провести первую ночь с таким мужчиной как ты – прекрасно. Думай обо мне что хочешь, называй шлюхой, но это правда и мне неприятно об этом говорить.

Я точно становлюсь пунцовой. В этом гиблом места размышлять о влюбленности и фантазиях первой страстной ночи с военным – глупость несусветная. И это отчего-то вызывает у Веслава заметное ошеломление. Он отступает от меня в сторону, как будто довольный.

– Девчонка ты еще, пусть и мнишь себя самой умной, – звучит сухо, скомкано, – Вот твой хлеб. Упал. Иди ешь и спи. Я лягу как уснешь.

Киваю. Осторожно беру из рук Веслава поднятый хлеб.

– Я не девчонка. Мне двадцать два и у меня был жених.

– Почему не вышла замуж?

Откусываю хлеб, сажусь. Бион отсаживается в метре от меня.

– Не любила. Ничего не екнуло. А с тобой было.

Он смеется. Глухо, сдавленно. Тянется за хлебом и вяленным мясом.

– Вот, а говоришь, нет любви. Тащишься по военным, воровка.

– Я не виновата, что вы сильные и огромные. Многие девушки от вас млеют.

Вот мы и нашли общий язык. Из опасного зверя, резкого и язвительного, Веслав на время становится приятным. Но с наступлением ночи он будто вновь погружается в свою тьму. Я ложусь спать, гасим свечу, а он стоит у окна, мрачно наблюдая за проходящими мимо тенями горожан.

Ранее утро. Я просыпаюсь от кашля. Нос и горло противно першит, легкие выкручивает до боли. Впопыхах пытаюсь найти воду. Стакан на табуретке. Выпиваю залпом. Становится легче, но во рту чувствуется привкус песка.

Отвратительно. Давно не случалось чувствовать себя настолько ужасно…

Холодно. Настолько, что руки и ноги едва гнутся. Тонкая простыня совсем не спасает. Предмороз царствует, напоминая о приближении Стужи. А я босоногая в огромном халате сплю на тонком матрасе. И никого рядом. Веслав ушел.

Я не слышала, когда он встал и понятия не имею, где может быть бион. Остается надеяться, что мужчина вернется и сдержит слово. Сегодня я должна увидеть Катерину.

Иду в душ. Вода холодная.

Везет только с тем, что когда-то белое платье высохло. Пятна крови не смыты, цвет ткани сменился на ржаво-серый. От плохой воды остаются разводы.

Я надеваю его, а следом собираю волосы в пучок на затылке. Стягиваю веревкой, но копна локонов торчит по сторонам.

Обуви нет, я решаюсь оторвать полоску простыни и замотать ступни хотя бы так. После вчерашних приключений, стопы горят. Ходить больно.

И только собираюсь выйти из дома-комнаты, прихватив кусок черствого хлеба, как дверь открывается и входной проем полностью занимает собой рослый мужчина.

– Куда-то собралась? – Веслав выглядит хмурым. Он протягивает мне коричневый сверток, – Вот, примерь. Здесь форменная одежда и кожаные ботинки. По пути к администратору заберем для тебя теплое овечье пальто, чтобы ты не слегла от болезней.

– Спасибо, – беру вещи из рук названного мужа, – Когда я смогу увидеть свою сестру?

– После исполнения обязательств по оформлению. В противном случае ты можешь пополнить ряды людей из карантина.

– Не хотелось бы.

– И мне, – добавляет мужчина. Он проходит в комнату и присаживается на металлическое основание кровати, – Одевайся и поживее. Нам надо вернуться в Дагор утренним рейсом. Остались неотложные дела.

Это дает надежду. Я без вопросов отправляюсь в душевую, где с трудом можно развернуться, но зато никто не увидит меня раздетой. Оставляю дверь чуть приоткрытой, чтобы поступал свет и разворачиваю сверток. Нахожу штаны темного цвета. Точно какого – не распознать. Лонгслив и плотную кофту на молнии. Вместо носков две тканевых платка, которыми оборачивают ступни. Но в твердом ботинке в этой штуке и правда приятнее быть.