– Почему женщина в таком состоянии? – Спрашивает командир отряда горизонта.

– Она выполняла поручение, проверяла отстали ли твари. У нас габаритные огни не работали, фары задние сбиты. Шли вслепую, а она юркая, забралась без проблем, – немного вспотев, доносит Саныч, – Нарушений не было.

– Как не было, если пассажирка не в составе военных? Гражданские не участвуют в устранении опасности.

– Командир, разрешите обратится, – бион подходит к мужчине, отдав честь.

– Разрешаю, Веслав.

– Эта женщина моя жена. Пока не фактически. Формально она не имеет права принимать участие в спасительной операции, но статья три может допускать отступление в случае, когда она подписала соглашение на биологические мероприятия препятствующие гибели.

Веслав врет. Он дает ложные сведения о моем несуществующем согласии стать бионом в случае смертельной агонии.

Мы встречаемся взглядом. Его губы поджаты, желваки заметно подергиваются. Командир же как будто ничего не видит.

– Описать ее. Проверить кровь и внести в списки, – мужчина оборачивается к Веславу, – А вы сразу по прибытии оформите ее. На женах должен быть чип. И предпишите особе обязательные работы за нарушение дисциплины.

Сглатываю. Выдыхаю. А Веслав смотрит. Он отдает честь командиру, строит своих солдат на полную проверку кузовных. Тем временем у меня берут кровь. Прибор не реагирует ни у меня, ни у Саныча с военными.

– А теперь пошли. Живо! – Веслав грубо хватает меня под руку, ведет вперед к машинам. Я не возражаю. Но ногами едва перебираю, чтобы успеть. Мы проходим четыре военные машины и у пятой, которая стоит поперек дороги первой в колонне, бион заворачивает за тентованный кузов и резко прижимает меня к металлической кабине.

– Вот так! Тут никто не увидит.

Я успеваю только вдохнуть, когда он накрывает мои уста болезненным, требовательным поцелуем. Сухие, изголодавшиеся губы мужчины игнорируют вкус до этого момента запекшейся в уголке рта крови, сажи на лице и всего того, что есть вокруг нас. Хотя вокруг ничего, кроме фонарей и дороги, уходящей в мрачный лес. Нас никто не видит, а страсть воина пролегает контрастом между отвращением к военным и странной жаждой мужской ласки.

Я схожу с ума или все в действительности? В темном мрачном мире может быть что-то приятное?

Веслав резко прерывает поцелуй и шарахается от меня точно от зверя. Два шага в сторону. Мужчина брезгливо отбирает губы воротником и смотрит остро, пронзительно. Я едва дышу. В правой руке сжимаю электронный универсальный ключ. Получилось вытащить его, пока бион терял над собой контроль. Только бы не заметил.

– Выглядишь плохо, – цедит Веслав, – Для чего рисковала? Знаешь же, что твоей сестрицы не было в кузове грузовика.

– Жить хотелось, – я дублирую поведение военного, обтерев губы тыльной стороной ладони, – Саныч потащил за собой тварей, нужно было убедиться, что их нет на хвосте.

– Благородная сказка.

– Это правда.

– Идеальным вариантом было бы сбежать, прихватив с собой сестру. Но колонна не поехала следом и план сорвался. Разве я не прав?

– Прав. Но я уже знала, что колонны за нами нет. А люди в открытом кузове есть и мне не все равно. Для меня каждый дагорец – человек.

– Они не люди, они потенциальная опасность.

– Как и ты когда-то, но теперь нет?

Я вызываю гнев у Веслава, но он реагирует очень спокойно. Только глаза вспыхивают и желваки ходят. Военный осматривает меня с ног до головы, сплевывает в сторону и сокращает расстояние быстрым шагом. Я даже подаюсь назад от испуга. Бион одной рукой до боли хватает меня за плечи и разворачивает назад. Мы возвращаемся к остальным.