– Что она тебе сказала?

– Сначала дала траву. Отвар помог, но не до конца. Я просто не знаю, что делать.

– Отпусти ее.

– Почему?!

– Девчонка купаться побежала, а у нее как раз в этот день месячные пошли. Через кровь озерная вода к ней попала. Тут уже ничего не сделаешь. Будешь держать, она или тебя порешит, или на себя руки наложит. Отпусти. Пропащая она. Да тут ей, может, и лучше станет. С русалками кружить веселее, чем по чердакам да подворотням тощее тельце на стакан водки менять. Или ты боишься без прислуги остаться?

– Нет, тетя Саша, не боюсь. Просто без нее вообще рядом ни одного человека не останется. Старший охранник…

– Знаю. Был он у меня, просился или обратно в люди, или уж деревом. Только я ведь ничего этого не могу. Просидел до вечера, все про свою жизнь рассказывал, а как сумерки легли, вышел за порог, да тут и врос, до утра простоял и ушел. Всю жизнь его будто ветром мотало, убивал, но не со зла – работа такая. Но лжи в нем нет. Иной деревянный лучше живого станется. Только он тебе не помощник. Подневольный, что прикажут, то и сделает. Ты у Алиски-то часто бывала?

– Может, раз в полгода-год. Мы в последнее время редко встречались. Перед самой командировкой она мне дала кольцо и очки. Ночью, когда Эти пришли, я про очки вспомнила, ну и увидела их… настоящих. Кто они?

– Бесы. Колечко никому не давай. Тут за него тебе не то что полмира, космос со всеми звездами пообещают и гору золота в придачу. Ты у Алисы мужчину не встречала? Высокий такой, худой, жилистый, лицо одутловатое, а глаза белые?

– Я вообще никогда в ее доме мужчины не видела.

– Если такой появится, обходи десятой дорогой.

– А Источник – это что?

– Ключ. Бьет раз в году в купальную ночь. Кто его найдет, получит великую силу. Но главное, кто его найдет, сможет закрыть этот мир от кромки.

– Я не понимаю.

– Бесы, упыри, русалки, мавки, да и я тоже – кромешники. Те, кто на переходе задержался и ни к тому миру, ни к этому. Вокруг озера место прозрачной границы. Тут кромешники могут жить как бы людьми. А для нас даже видимость жизни много значит.

Тетя Саша отвернулась к окошку. Кофточка сзади оказалась порвана. В дыру виднелись сухие желтые реберные кости, за которыми шевелился мрак.

– Я тебе сразу показывать не стала. Ты и так перепугана. Теперь знаешь: видимость жизни. Прости, Анечка, ничем я тебе помочь не могу. Иди, скоро темнеть начнет. Моя подружка тебя вокруг деревни проводит. Так-то быстрее доберешься.

Ане захотелось подойти, прижаться к тете Саше, как в детстве, когда теплее этих объятий ничего не было. Та как услышала, подняла руку в отвращающем жесте. Иди!

Желтопузик свернулся за порогом в солнечном пятнышке. Когда Анна вышла, змея распрямилась и легко заскользила по траве. Без тяжелой сумки, без необходимости все время смотреть под ноги, дорога показалась легкой. Анна будто летела над травами. Никаких кочек или колдобин. Дорожка легла зеркалом.

Человек-дуб ждал у ворот базы, что называется, чернее тучи.

– Стоять!

Анна остановилась, змея тоже, но не уползла, наоборот, встала на хвост, будто приготовившись драться. Дуб, заметив рептилию, отступил в сторону, давая дорогу.

– К берегине ходила? – тихо спросил, когда Анна с ним поравнялась.

– Это моя тетя. Все думали, что она уехала. А она тут.

Анна заревела. Шла боялась, увидела начальника охраны, приготовилась отбиваться, и вдруг разом пролилась слезами – так стало их жалко. Жалко своей жизни, которая уже никогда не вернется в прежнее русло. Не будет больше Анечки с фунтиком карамелек. Теперь всегда при воспоминании о детстве перед глазами будет вставать край рваной кофты из-по которого торчат мертвые ребра.