– Ронан Линч! Это его работа?

Перевернув стопку, чтобы прочитать имя, Пуп признал, что так оно и есть. В ту же минуту несколько мальчишек, спешивших на тренировку, пробежали мимо, столкнув его с Майло. Скорее всего, ученики даже не поняли, что ведут себя невежливо: Пуп был чуть старше их, и комически крупные черты придавали ему особенно моложавый вид. Его до сих пор можно было спутать со школьником.

Майло отлепился от Пупа.

– Как вы вообще добиваетесь того, чтобы он ходил на уроки?

При упоминании о Ронане Линче в душе у Пупа что-то перевернулось. Потому что речь никогда не шла о Ронане как таковом – только как об одном из неразлучной троицы: Ронан Линч, Ричард Ганси и Адам Пэрриш. Все мальчики в классе Пупа были богаты, самоуверенны и высокомерны, но эти трое, сильнее чем кто-либо, напоминали ему о том, чего он лишился.

Пуп попытался вспомнить, пропустил ли Ронан хоть одно занятие. Учебные дни слились, превратившись в один бесконечно долгий день, который начался, когда Пуп припарковал свою дряхлую машину рядом с шикарными автомобилями учеников Агленби, протолкался сквозь толпу беспечных, смеющихся мальчишек и встал перед учениками, которые в лучшем случае смотрели на него стеклянными глазами, а в худшем – откровенно глумились. Пуп, одинокий и истерзанный, никак не мог позабыть, что некогда был одним из них.

«Когда моя жизнь превратилась вот в это?»

Пуп пожал плечами.

– Не помню, чтобы он прогуливал.

– Впрочем, он ведь приходит вместе с Ганси? – спросил Майло. – Тогда понятно. Эти двое – как ниточка с иголочкой.

Это было странное, старомодное выражение, которое Пуп не слышал с тех пор, как сам учился в Агленби и, в свою очередь, был неразлучен с другом и соседом по комнате, Черни. Он ощутил пустоту внутри, словно от голода. Нужно было остаться дома и выпить побольше, чтобы почтить этот злополучный день.

Он вернулся в настоящее, глядя на список присутствующих, который оставил ему заместитель.

– Ронан сегодня был на занятиях, а Ганси нет. Во всяком случае, на мой урок он не пришел.

– Наверно, из-за всей этой движухи вокруг дня святого Марка, про которую он говорил, – заметил Майло.

У Пупа сразу включилась голова. Никто не знал, что сегодня день святого Марка. Никто его не праздновал, даже мать святого Марка. Только Пуп и Черни, охотники за сокровищами и нарушители порядка, знали о его существовании.

– Что-что? – переспросил Пуп.

– Я не понимаю, что происходит, – признался Майло.

Кто-то из учителей поздоровался с ним, выходя из учительской, и Майло посмотрел через плечо, чтобы ответить. Пупу захотелось схватить коллегу за руку и силой вернуть себе его внимание. Но пришлось собрать волю в кулак и ждать. Повернувшись к Пупу, Майло как будто ощутил его интерес и добавил:

– А с вами Ганси не говорил? Он со вчерашнего дня не замолкает. Постоянно твердит об этих своих силовых линиях.

Силовые линии.

Никто не знал про день святого Марка, и совершенно точно никто не знал про силовые линии. Никто во всей Генриетте. Этого никак не мог знать и один из богатейших учеников Агленби. Особенно в сочетании с днем святого Марка. Это была цель Пупа, сокровище Пупа, его юность. С какой стати об этом трепался Ричард Ганси Третий?

Когда прозвучали слова «силовые линии», возникло и воспоминание: Пуп в густом лесу, с каплями пота на верхней губе. Ему было семнадцать, и он весь дрожал. При каждом биении сердца перед глазами у него вспыхивали алые линии, а деревья темнели. Казалось, листья двигались, хотя ветра не было. Черни лежал на земле. Он еще не умер – но умирал. Его ноги продолжали елозить по неровной земле рядом с красной машиной, сгребая палые листья в кучи. Лица… просто не было. В голове у Пупа шипели и перешептывались потусторонние голоса, слова сливались и растягивались.