– И тут твоя правда. Я, к примеру, как и все, слухом не удался. А ты у меня, знаю, другая.

Анюта улыбнулась недоверчиво, помолчала, словно обдумывая что-то.

– Вот что, тятя. Завтра все на стрекаловские вырубки пойдут, а мы с тобой вдвоём в другую сторону, на дальние пронинские. Места я там знаю и ещё покажу кое-что. Только молчать о том будешь.

– Уговорились. А далече ли?

– Не далече, вёрст десять с небольшим будет. До солнца выйдем, засветло вернёмся.

– Ты что ж, одна туда ходила? – удивился Афанасий.

– Одна. В первый раз с ребятами, да заблудилась, а потом уже и сама раза три.

– Ну и ну! – удивился Афанасий, – И не убоялась?

– Так ведь боязно тем, кто не верит, тятя. Ты можешь ружьё взять, от батьки осталось. Только вдвоём пойдём, так матушке и скажи.

На том и порешили, пошли спать.

Глава 4

– Просыпайся, сурок! Рассвело давно. Пора за дело браться.

Родион продрал глаза. По-прежнему болела голова и сильно хотелось пить. Перед ним на стуле сидел Тимофей с пачкой одежды на коленях. Родион спустил на пол ноги, сел на кровати, придерживая одной рукой тяжёлую голову.

– Вот те роба, а своё пока на трубах развесь. С тебя за день семь потов сойдёт, придёшь вечером, в сухое влезешь. Тут исподнее тёплое, – Тимофей стал выкладывать на стол одежду из пачки, – Свитерок, ватные штаны, телогрейка. Одевайся, да пойдём, до Матрёны дойдём. Завтракать то будешь?

– Какой там к чёрту, – жалобно прохрипел Родион, – Чердак разламывается, жабры горят. Зачерпни воды ковшик, Тимоха, будь добр, подай.

– Зачем вода, Родька, – засмеялся Тимофей, – От неё морда пухнет. Сейчас до Мотьки дойдём, кое-чем побаще разживёмся. Крепенького нам с тобой с утра нельзя, начальник не одобряет совсем. Но подлечиться у Мотьки всегда есть чем. Ты знаешь, какой у неё рассол? О-о! Ты не знаешь, какой у неё рассол! Давай, собирайся скоро, я на улице подожду, жарко у тебя.

При мысли о рассоле Родион забыл про воду, быстро переоделся, своё развесил на горячих трубах, вышел. Проходя по коридору, осторожно потрогал соседние двери – закрыты. “Сейчас сразу и спросить бы надо про утренний визит”, – подумал. Во дворе в нетерпении топтался Тимоха.

– Пошли живее, у самого душа горит.

Поскрипывая свежим снегом, пошли они через задний двор к зданию вокзала.

– Послушай, Тимофей, а что за женщина ко мне рано утром заходила? Симпатичная, стройная, лет около тридцати. Посидела, вышла за дверь и, как сквозь землю провалилась. Она чё, по соседству со мной живёт?

– Женщина? – Тимофей расхохотался, – Известное дело, Мотька, кому ж тут ещё быть. Она, бестия, до мужиков голодная. А живёт она по соседству с тобой, через двор. Комната у ней за кухней.

– Да какая Мотька! Я ж говорю: стройная.

– Я, когда сюда добре заложу, – Тимофей показал пальцем на горло, – у меня все стройные и симпатичные, другие куда-то деваются. Вот и с тобой та же история. Дело молодое.

Родион косо посмотрел на Тимоху, засунул руки в карманы, насупился. “Темнит, чертяка. Ну и хрен с ним, всё равно узнаю”.

– Ты, Родька, в голову не бери, – весело продолжал Тимофей, хлопнув Родиона по плечу, – Места у нас здесь такие. Воздух, что мёд, без вина хмелеешь. А ты сколь вчера откушал? А? Вот то-то и оно. Я раз, по загулу, веришь, нет, козу нашу Маньку чуть за бабу не принял. Ха-ха-ха! Ничего, рассольчику сейчас примешь, за раз всё пройдёт, как с белых яблонь пух. А на счёт женщин призабудь пока. Здесь у нас, как в той песне: “ три пролёта по сто вёрст до ближайшей бабы”. А шибко соскучишься, коль, так к Мотьке подкати, – Тимоха понизил голос, – Она ещё в соку и податливая. А?