– Ох, благослови господь его душу, – Фэй обняла Голиафа за шею. Но он стряхнул ее, смущенный таким вниманием. – Ладно, как хочешь, – сказала она, отступая.

– Уже закончила домашние дела? – Отец Фэй поприветствовал ее более осторожно.

– Конечно. – В основном это было правдой.

– Чем планируешь заняться?

– Чем и обычно, – пожала плечами она. – Только что встретила молодого Герберта Финча.

– Уже слышала? – Губы мистера Гловера растянулись в ухмылке. – Он утверждает, что видел человека с тыквой вместо головы. Как тебе такое, а?

– Да, действительно, – пробормотала она, продолжая смотреть на отца. – Значит, вы не верите в магию, мистер Гловер?

– Нет, слишком много гнилья. Сказки для малышей. Для меня единственное волшебство – это то, как немного хмеля, ячменя, дрожжей и воды могут превратиться в пиво. Вот оно, настоящее чудо.

– Не верите в ведьм и тому подобное? – Фэй проигнорировала стальной взгляд отца.

– Э-э, нет, конечно нет, – ее собеседник замялся. Он переводил взгляд с Фэй на Терренса и обратно, чувствуя невысказанную враждебность между отцом и дочерью.

– Мистер Гловер, вы знали мою маму? – спросила она.

Терренс ничего не сказал, но слегка покачал головой.

– К… конечно. – Мистер Гловер отвечал с осторожностью, недоумевая, к чему ведет разговор.

– Была ли она… – Фэй уже готовилась задать вопрос, произнести это слово, но не сумела заставить себя. Неужели она действительно верила, что ее мать была ведьмой? Что она могла колдовать и летать на метле? Прошлой ночью, в лесу, в темноте, такая возможность казалась весьма вероятной. Но что на самом деле сделала ее мама? Написала книгу, полную причудливых вещиц. Относилась к людям с добротой. Помогла оглушенной птице. Чем больше Фэй думала об этом, тем нелепее звучало ее предположение. Потерявшись в мыслях, она почувствовала, что мистер Гловер ждет продолжения вопроса. Она моргнула, вернувшись в реальный мир, и поправила очки. – Она была… славной? – неуверенно спросила Фэй.

– О, она была очаровательной, твоя матушка, – сказал ее собеседник, хлопая себя по животу. Терренс облегченно выдохнул. – Сама доброта, невероятно мудрая и всегда с улыбкой на устах. И она помогла моей матери с ее низом, если ты понимаешь, о чем я.

Фэй не совсем понимала, но позволила мужчине продолжить.

– Конечно, многие считали ее ведьмой, но я в это не верю.

В мгновение ока произошли четыре события.

Терренс посмотрел на мистера Гловера так, словно готовился сразить его наповал одним только взглядом.

У Фэй бешено заколотилось сердце.

Рассекая небо, над их головами строем пронеслись три «Спитфайра».

И бедняга Голиаф, испуганно заржав, взвился на дыбы и понесся по Терфилд-роуд.

– Проклятие! – взревел мистер Гловер, пускаясь в погоню. – Эти штуковины – чертова угроза, – крикнул он, устремляясь прочь.

Терренс колебался, разрываясь между тем, чтобы помочь мистеру Гловеру и предостеречь дочь.

– Передай мистеру Гловеру, – сказала Фэй, – что ему, может, стоит заткнуть уши Голиафа ватой. – Она налегла на педали велосипеда и помчалась в сторону леса.

Когда лес стал слишком густым, Фэй оставила велосипед, прислонив его к дереву, и продолжила путь пешком по узкой лесной тропинке. Кусты ежевики были усыпаны бело-розовыми цветками, которые готовились превратиться в дикие ягоды. Одним из немногих отчетливых воспоминаний Фэй о матери было то, как они приходили сюда собирать полные корзины этих ягод, дабы сварить варенье. Ей было всего четыре года, но она до сих пор помнила, как облизывала свои липкие пальцы, и ее мать делала то же самое. В тот день они шли домой вместе, держась липкими ладонями. Их последнее совместное лето. Внутренности Фэй скрутило от воспоминаний, и вернулась знакомая вспышка гнева. Сколько еще дней, подобных тому, у нее украли?