Надеюсь, простишь. Когда-нибудь».

– Я вас не подведу, – прошептал Мэлоун и лишь затем опомнился: вовсе не обязательно, что послание предназначалось ему. Но первым прочел он, а значит пришло время доказать, что умеет держать слово.

Он убрал стопку писем обратно в карман. Всю, кроме последнего. Одним своим существованием обжигающего ладонь. Порвать его на мелкие кусочки. Да, так будет правильно. Они бы не хотели, чтобы прочел тот, кому не следует.

Помешал шелест травы за спиной. Быстрые шаги, почти бег. Это Мэлоун определил, еще не обернувшись. Смял письмо в руке, поспешно сунул в карман.

– Ты привидение? – робко спросил тоненький голосок.

Девчонка лет семи. Цветастое платье все в серой земляной пыли, на локтях заплатки, коленки в еще не успевших зажить ссадинах. Уставилась на Мэлоуна огромными глазищами. Но читался в них вовсе не испуг, скорее любопытство.

– С чего ты так решила? – удивился Мэлоун. На всякий случай окинул себя быстрым взглядом, но ничего особенного не заметил.

– Тут привидения водятся, мама говорит, – девчонка растерянно накрутила на палец выбившийся из растрепанной косы локон. Склонила голову набок. – Не, не похож ни чуточки.

– Это хорошо, что не похож, – фыркнул со смеху Мэлоун.

Могло быть и хуже. Как там его Эстелла назвала, когда впервые увидела? Аспри, или как-то так, кажется, что бы это ни значило. Переспросить теперь – вряд ли вообще вспомнит, почему все пыталась прогнать его в тот день. Хотя, надо признать, видок у него тогда был не очень. Не испугалась, и то ладно.

Эта малявка тоже.

– Хочешь, секрет открою? – спросил он заговорщическим шепотом. Девчонка еще сильнее вытаращила глаза, кивнула. – Родители просто пугают тебя, чтобы не бегала сюда одна. Но не очень помогает, да?

– Я их не боюсь, привидений этих.

– И правильно, взрослые любят рассказывать сказки. Люди гораздо страшнее всяких там привидений.

Девчонка вздохнула, уселась на траву напротив Мэлоуна.

– А мне папа с мамой сказок не рассказывают.

«Мне тоже, вообще-то», – подумалось с горечью.

– В сказках нет ничего хорошего, – заверил он. Давно убедил себя в этом. С тех пор, как повзрослел. – Правдивые истории – дело совсем другое.

Мэлоун поднялся, собрался уже уходить, но был остановлен требовательным:

– А расскажи историю. Ты же привидение, ты их много знаешь.

– Эм… вообще-то, нет, – от такой неожиданной наглости Мэлоун растерялся. – Не очень много.

– Расскажи, расскажи, – девчонка запрыгала от нетерпения, чем вызвала у Мэлоуна демонстративно тяжелый вздох.

– Ладно уж, только одну.

«Это уж точно лучше, чем вернуться домой за очередным скандалом».

Собственно, только одну он и мог сходу припомнить. Не историю, сказку. Думал, позабыл, но знал в ней каждое слово, пусть и прошло уже одиннадцать лет.

Любопытно, а дочери своей граф ее тоже рассказывал?

– Случилось это в те времена, когда прадедов наших не было еще и в помине, – начал он, усаживаясь обратно. – Прямо средь бела дня накрыла Солнце тьма, и ни звездочки нельзя было разглядеть на небе.

Девчонка поежилась, будто от холода. Мэлоун невольно улыбнулся, вспомнив, что в первый раз отреагировал точно так же.

– Страшно? Вот и всем тогда стало страшно. Решили тогда люди, звери, птицы – все, кто жил тогда на земле, выбрать самых мудрых, чтобы понять, как поступить.

– И бабочки тоже?

– Бабочки, жуки, жабы, кто есть сейчас, и кто был тогда. Собрали они Совет, но никак не могли договориться между собой. И чем дольше спорили, тем сильнее становилась тьма.

– Но солнышко же светит, – прервала Мэлоуна девчонка.

– Ты такая нетерпеливая. Да, понял Совет, что от раздора тьма становится только сильнее. И назначили главного, кому все они доверяли, чьим трудолюбием восхищались. Маленькую пчелку, которая в спор почти не вмешивалась, лишь жалила ненароком, успокаивая тех, кто переходил всякие границы. Воцарилось согласие, и вновь выглянуло Солнце, вернув живым свет. Решил тогда Совет: чтобы не случилось больше такой беды, будут они всегда на страже. А если кто посмеет нарушить договор, того покарает крыло безжалостного и справедливого ворона…