«Хоть бы все было именно так, хоть бы меня отпустили».

Ева уже не могла сосредоточиться на чем-то другом, только одна мысль постоянно крутилась у нее в голове. Она боялась думать об этом, потому что всякое могло случиться, а несбывшаяся мечта – глубокое разочарование. Ева хваталась за кончики любых других мыслей, надеясь заставить себя думать в правильном направлении, но одно и то же желание, ставшее навязчивым, захватывало сознание девушки, она на несколько секунд погружалась в мечты о недалеком прекрасном будущем, затем снова себя останавливала, искала другую мысль, и далее, и далее. Чем больше она старалась не думать о своем освобождении, тем больше в воображении возникало картин, планов. Так, вопреки собственной воле, у нее сложился целый список дел, которые обязательно нужно было бы выполнить в самое ближайшее время.

Одновременно с этим приятным возбуждением где-то в животе пульсировал страх. Нешуточное обвинение на нее повесили. Вдруг все же судьям не хватит подписей, чтобы освободить ее? Как вообще могла произойти такая ситуация? Вот и помогай после этого людям…

Тем временем снаружи постепенно солнце склонялось к западу. Оно опустилось еще не так низко, но на другом конце неба облака уже окрасились в цвета приближающегося заката. Это было заметно по лучу света, который проходил в камеру через решетку окна: он приобрел другой оттенок, насыщенный золотой с оранжевым отливом. Тем не менее людей на улицах города ничуть не убавилось. Ласковый, прогретый за день воздух и такие же теплые лучи солнца царствовали сейчас во внешнем мире.

Ева уже не могла усидеть на месте от нетерпения. Она мерила шагами камеру – два туда, два обратно, – то подходила к двери и прислушивалась, то смотрела в окно и считала проходящие мимо пары ног. Чем дольше затягивалось ожидание, тем больше наступало беспокойство.

На смену радостным мечтам о светлом будущем приходили мысли о том, что следует написать отцу и брату в прощальном письме. Наконец она решила, что надо сесть и успокоиться. Так она и сделала, а для лучшего успокоения начала восстанавливать правильный ритм дыхания, как учил ее когда-то мастер Котта.

Не успела Ева подышать спокойно и нескольких минут, как услышала звук поворота ключа в замке своей двери. Сердце снова забилось сильнее, и все усилия, потраченные на восстановление гармонии, пошли прахом.

Дверь широко распахнули, за порогом оказались двое стражников городского суда. На их поясах висели объемные мечи, а их лица нисколько не выражали дружелюбие. Оба выглядели скорее скучающе-равнодушными.

– Евангелина Теодрик, вас вызывает городской королевский суд для оглашения окончательного приговора, – сказал один из мужчин совершенно не выражающим ничего голосом. Ни намека на то, что ждет девушку в зале суда. – Мы проводим вас в зал заседания, где вашего прибытия ожидает святейший совет.

Ева встала и подошла к стражникам с замирающим сердцем и единственной мыслью в голове: «Все решится сейчас. Мое будущее, моя жизнь…» Но по ее лицу нельзя было определить, что она чувствует в тот момент, какая буря разыгралась в ее душе. Она оставалась спокойной, лишь немного побледнела.

Они шли по лестницам и переходам, проходили через какие-то двери и комнаты, и все это как в тумане. Светлые цвета сменялись темными, яркие – тусклыми и обратно. Навстречу шли люди больше похожие на движущиеся пятна, и каждый шаг отдавался в голове многократным эхом.

А потом открылась позолоченная двухстворчатая дверь – и наступила полная тишина. Там тоже было много разных пятен-людей, но неподвижных, и оттого казавшихся неживыми. Девушка кожей ощущала покалывание от сотен пар глаз всех этих людей, от решения которых зависела ее судьба.