Отчим с женой относились нейтрально к моему желанию быть готом.

– Лишь бы это не мешало обучению и успешному становлению личности, – как сказал Артём Михайлович, увидев первый раз белую, словно смерть, в чёрных одеждах приёмную дочь, пока в это время бледная мачеха спешила раствориться на кухне, капая сердечное лекарство, запахи которого сразу же долетели до моего обрадованного мозга.

Выныривая из воспоминаний, заметила вопросительное выражение лица отчима, который, по-видимому, что-то у меня спросил.

– Что?

– Я спросил: «Ты не замёрзнешь в этом платье?» В конце концов, ноябрь месяц на носу… может тебя встретить?

– Всё нормально, меня Гадес проводит, – растеряно оббежала взглядом своё бордовое облачение, заметив одно упущение.

Быстро достав мамин кулон, который я поместила на атласную чёрную ленту, одела на шею, крепко завязав. Мама дала мне его перед смертью, запретив снимать и попросив обратиться к нему за помощью, когда та будет мне необходима – глупость, на мой взгляд, но с умирающими не спорят, поэтому клятвенно пообещав, собиралась выполнить эту маленькую просьбу.

Попрощавшись с обедающими опекунами, накинула пальто, быстро выскакивая на улицы вечерней Москвы.

Добраться до кладбища не составило труда – две остановки – и я на месте!

У ворот стоял Гадес, перепрыгивая с ноги на ногу. Долго стоит, видимо…

– Хай, Ворон!

– Привет, – улыбнулась я, радуясь по-настоящему, позволяя себе расслабиться и быть собой.

Продвигаясь медленно между гранитными памятниками, чувствовала себя спокойно, давно привыкнув к такой особенности готского движения. Несмотря на идеологию, любила приходить именно на место захоронения мамы, читая ей классику, которая бы обязательно пришлась той по душе.

– Как дела в школе?

– Стараюсь из последних сил не быть агрессивным готом, но это у меня плохо получается, – стыдливо скосила взгляд на улыбающегося парня, волосы которого ещё совсем недавно имели светло-русый цвет, а теперь темнели в сумерках вечернего города.

Мне на этот счёт повезло – затрат на краску не испытывала, потому что чёрный от природы цвет волос, отливал синевой, струящимся длинным потоком ниспадая на спину. Я любила свои волосы и старательно ухаживала за ними, постоянно подкармливая, но когда поняла, что моя гордость привлекает к себе внимание парней лицея, перестала ходить с распущенными волосами.

– Просто не обращай внимания… Я же тебе говорил – строй вокруг себя барьер – и всё прекрасно!

– Я, наверное, совсем безнадёжна, – выдохнула грустно, начиная рассказывать о четырёх учебных днях, которые тяжело дались моей психике.

Марина, до которой, наконец, дошло, что я не реагирую на издевательства, направленные довести меня до белого каления, стала изводить мою соседку – девочку, семья которой не была благополучной в том смысле, в котором употребляется слово «семья»…

Я долго терпела, но когда блондинистая тва… одноклассница схватила девушку сзади за шею и ударила лицом об парту, разбив нос… И всё из-за неуверенного ответа Ирки?!

Ярость накрыла меня с головой и, оттолкнув «королеву школы» от соседки по парте, злобно прошипела отвалить, заставляя Рожкину побледнеть от моего взгляда.

По-видимому, Марина все остальные дни совершала попытки убедиться, что моя угроза ей не привиделась, потому что на бедную Ирку повалились неприятности со стороны ненормальной одноклассницы. Самое удивительное, что все проделки богатенькой Маринки сваливались на меня, подтверждаясь всем классом, заставляя посещать шокированного моим поведением директора лицея совершенно не заслуженно… Кроме сегодняшней встречи с Василием Леонидовичем. Разбитый нос Рожкиной – это моя заслуга.