– Воронов, п-прекратите разлагать дисциплину! – вдруг взвился учитель, устремившись на моего соседа по парте.

Справедливости ради, Кирилл не произнес ни слова. Да, с королевским спокойствием, будто древнекитайский император, чуть со стороны наблюдал за происходящим, однако он никого не дразнил. Я бы услышала.

– Юрий Сергеевич? – Кирилл вопросительно выгнул густую темную бровь и добавил сдержанно. – Обоснуйте?

У химика вдруг вытянулось и покраснело лицо. В классе моментально повисла гнетущая тишина. Шутники прикусили языки, очевидно сообразив, что подставили того, кого не следовало.

Преподаватель смотрел на Кирилла, а Кирилл – на него.

– Что вы сказали, Воронов? П-прогуливаете уроки, а п-потом нарушаете дисциплину? Давно у директора не были?!

Мой сосед усмехнулся, но промолчал.

– Что ж, раз такой умный, расскажите об одном из веществ нервно-п-паралитического действия! – сказал преподаватель и язвительно ухмыльнулся.

Открыв страницу учебника на нужном параграфе, я пододвинула его к Кириллу. Эту тему мы еще не проходили, и учитель явно пытался поймать его. Но тот и не посмотрел в учебник, и тогда я сама прочла шепотом: «В чистом виде эти вещества являются бесцветными жидкостями, практически лишенными запаха… Используются в химическом оружии».

– Дайте-ка подумать… – Воронов медленно подобрал свои вытянутые длинные ноги под парту и, откинувшись на спинку стула, ровно произнес. – Зарин, – после нескольких секунд напряженного молчания он пожал широкими плечами. – Бесцветный. Безвкусный. И чрезвычайно токсичный. Некоторые люди уж очень его напоминают.

«А вот это зря…», – подумала я.

На покрасневшем лице химика заходили желваки. Выглядел он так, будто сейчас сорвется и бросится на Воронова с кулаками, только, увы, исход этой битвы был заранее предопределен: при желании Кирилл мог бы уложить учителя одной левой…

– Эх, Воронов-Воронов… Явно сказывается отсутствие… – Юрий Сергеевич кашлянул, продолжая испепелять моего соседа по парте разгневанным взглядом. – О-отсутствие должного воспитания…

Несмотря на расслабленное выражение лица, Кирилл с такой силой сжал кулак, что одна из его ранок снова открылась, и из нее потекла кровь.

– Если вы закончили, Юрий Сергеевич, почему бы вам не начать урок? – с беспечной улыбкой ответил он, однако я не могла отвести взгляд от алой струйки, текущей по его крупной ладони.

– Воронов, лучше молчите, сделав умный вид. Ничего другого вам не остается. Да, и еще, пусть ко мне заглянет ваш брат. Иначе дело может з-закончиться о-отчислением…

– Урод, – прохрипел он, практически не размыкая губ, но я расслышала.

При всей моей неприязни к Кириллу, справедливости ради стоит сказать, что учитель сам его спровоцировал. Очевидно, между ними была давняя вражда. Я сделала мысленную пометку расспросить об этом Ксю, но тут же себя одернула. Какое мне вообще до этого дело?

Вечером я приготовила ужин, который, по обыкновению, съела в одиночестве, а после, быстро сделав уроки, села за швейную машинку. Однако сосредоточиться не получилось – с улицы доносилась громкая музыка, приправленная обрывками оживленной болтовни.

– Твою ж Машку за ляжку! – пробурчала одну из любимых маминых фразочек.

Похоже, пернатый дуралей решил оторваться как следует за все дни тишины. Ну почему моим соседом не оказался какой-нибудь помешанный на комиксах ботан?!

Подойдя к окну, я распахнула шторы и увидела идиллическую картину: человек пятнадцать молодежи разбрелись по соседскому двору: кто-то готовил на гриле; кто-то бренчал на гитаре; кто-то дрыгался под психоделическую музыку, льющуюся из колонок.