– Вот поэтому ты всегда была удивительным ребенком.

Она смутилась, опустила глаза, его же это смешило.

– Я говорю правду. Всегда считал тебя таковой. Когда ты стала обучаться и взяла в руки кисть, я приходил домой по большей части для того, чтобы посмотреть на твои рисунки. У меня всегда складывалось впечатление, что ты что-то знаешь о происходящем здесь, о самом смысле собирания судеб, о ее носителях… Где-то на уровне подсознания тебе словно было все известно, но ты еще не осознала разумом. Я видел, что твои рисунки становились все светлее и светлее…

– Я просто научилась рисовать за столько-то лет, – проворчала она. – Не помню, чтобы у меня получалось что-то светлое или красивое.

– Ты не права! – и объяснил. – Однажды я был осенен одной мимолетной мыслью: а что, если посмотреть на творения дочери как-то по-другому, под другим углом, на свет, издали… Эта мысль мне не давала покоя, пока я не посмотрел на них через свой синий кулон.

– И что же ты увидел? – она внимательно слушала, завороженная тайной, которая сейчас вот-вот должна была открыться.

– Я увидел, что некоторые из них были практически белыми, – договорил он и гордо посмотрел на нее. – Я попросил твою мать, чтобы она развешивала рисунки слой за слоем, поверх старых – новые. И с каждым разом моя дочь делала все большие успехи в стремлении к совершенству-белому цвету. Но тебе всегда не хватало синего.

– Безразличия…

Он кивнул.

– Я конечно не мог и мысли допустить о том, что моя дочь станет Мастером- это не женское ремесло. Однако твой дар мог передаться твоим детям, и я ждал внука, которому, как я думал, суждено было стать великим мастером, ведь твой дар должен был передаться ему, – его голос погрустнел. – Но ты сама решила все. И теперь у тебя в глазах чернота, и надо что-то с этим делать.

– Как только я сложу полотно, она исчезнет?

– Как только ты сложишь его правильно, – поправил он ее.

– Побелевшие полотна! – догадалась она.

– Да, – ответил он. – Если ты все правильно сделаешь, то полотно побелеет, судьба будет готова и уже не изменится.

– Я сегодня видела несколько побелевших полотен, а остальные? Те, которые не побелели?

– Остальные могут меняться самопроизвольно, – проворчал Мастер, вспомнив, сколько же раз за последнее время ему приходилось восстанавливать судьбы на том уровне, которым он занимался…

Что бы ни происходило в огромном мире, какими бы ни были разными люди, каждый из них, просыпаясь утром, непременно устремляет взгляд в окно. Прежде чем на него свалятся заботы, воспоминания дня прошлого, человек должен увидеть наступивший день, чтобы осознать себя его частью. Солнечный ли он, или пасмурный, ветреный, или же тихий, его всенепременно нужно прочувствовать, прежде чем начать проживать.

Генрих проснулся от шума дождя и завывания ветра в каминной трубе и взглянул на наступивший день. За окном шел дождь, его капли стучали по карнизам, по крыше, ветер давил на оконные стекла, веселился в каминной трубе, завывал и ухал, подобно птице.

Это утро он не раз уже видел в своей жизни. Много раз! И если в детстве такая утренняя погода пробуждала желание подольше не вылезать из-под теплого одеяла, временами погружаясь в сладкую дремоту, то с годами Генриху все чаще хотелось, увидев дождь за окном, быстрее встать с кровати и выйти на улицу, чтобы почувствовать теплые капли на лице, вдохнуть свежесть листвы, окропленной дождем… Все повторялось. Такое утро было в каждом году.

– Ни единого шанса, черт побери, ни единого шанса, что когда-то все будет по-другому, – подумал молодой человек, усмехнувшись.