. Ведь и устно-поэтическое творчество взрослых, особенно то, которое создавалось специально для детей, и народные обряды, предполагающие коллективное участие в них всех членов общества, – все это постепенно вовлекало подрастающее поколение в круг повседневных крестьянских забот. Так, сказки о животных нередко рассказывались маленьким детям их старшими братьями и сестрами, или «пестунами». Сюжет передавался «в лицах», т. е. с привнесением актерского, игрового, начала. Дуня Рябова (12 лет, село Сура-Погост, Пинега) – одна из лучших представительниц детей-сказочников. Репертуар у нее очень богатый и состоит главным образом из так называемой «робяцей сказки», потому что Дуне приходилось нянчить и забавлять двух младших ребятишек. Как и большинство детских (а северных в особенности) сказок, они насквозь диалогичны, и вот этот-то диалог Дуня передает с огромным мастерством. Каждому действующему лицу она дает его голос, его интонацию.

Особенно хороша в этом отношении сказка «Про теплу избу», где девочка даже в ремарке указывает на голос действующего лица («В-р-р – медведь верцит», «Вересцит свинья» и т. д.). Говоря за Егибову «толстым» голосом, а за овечку – тонким, переходя на голоса ягнят, девочка поясняет: «Тоже тонким и растяжным». Встречающиеся в сказке песни или ритмические фразы девочка поет на твердо установленный ею мотив («Выгляни в окосецко…», «Ба-а, кацыньки…»)[71].

Над колыбелью ребенка звучала песня со свойственной ей неразрывностью содержания и исполнения. В колыбельной присутствуют и вполне рациональные приемы физического воздействия на ребенка (укачивание, «зыбанье»), звукового (монотонное пение), ритмического (многочисленные повторы), воздействия словесно-образного характера (припугнуть старичком, букой, увещевать пряником, калачом, обновой, изобразить мирную и светлую жизнь), заклинательного (призвать чудесных заступников, прогнать скорби, болезнь, «зло-человека») и иного ритуального воздействия (колыбельные с пожеланием ребенку смерти). Таким образом, колыбельная – не только прием наиболее быстрого убаюкивания ребенка, но и способ «защиты», средство контакта «ребенок-мать» и сообщения первоначальной информации об окружающем мире, его устройстве и взаимоотношениях с человеком. Таким образом, фольклор взрослых становился органичной частью детской жизни. Колыбельная пелась маленьким, но старшие дети тоже слышали ее и проигрывали в собственном исполнении на младших братьях, сестрах и, конечно, на куклах. «Еще в середине XX в. почти в каждой семье в деревне и городе дети играли тряпичными куклами. И только с 1960-х годов, когда промышленные предприятия стали выпускать миллионные партии игрушек из пластмассы, традиция изготовления домашней куклы почти угасла»[72], – отмечает Г. Л. Дайн. Но дело здесь не только в развитии производства. Традиционный фольклор уступает место культуре нового типа, новым способам взаимодействия взрослых и детей.

Детский фольклор постепенно вырастал на фольклоре взрослых, нередко представлял собой его имитацию, проигрывание тех форм, которые способствовали реализации мифоритуального сценария жизни. Поэтому нередко к детскому фольклору относят произведения, созданные взрослыми для детей, жанры, порожденные самими детьми, и тексты, пришедшие в мир детей из устно-поэтического творчества взрослых[73]. Известный специалист в области детского фольклора и основоположник его системного изучения Г. С. Виноградов, напротив, считал, что под данной областью поэтического творчества следует понимать только круг «произведений, исполняемых исключительно детьми и не входящих в репертуар взрослых», то есть тех, которые созданы самими детьми или пришли из взрослого фольклора, покинув его репертуар