Вопреки опасениям Татьяны, девочка не стала устраивать истерик и визжать как резаная. Она только грустно спросила, что же ей теперь делать.

– Что делать, что делать? Жить дальше, вот что. А там видно будет. В школу тебе надо ходить, учиться. Нельзя все время дома сидеть, спать после обеда и тупеть. Неизвестно, сколько ты здесь пробудешь. Только в школу тебя никто не возьмет без документов… Даже не знаю, как тут быть. Хотя нет, знаю. Тетка, вот кто нам поможет! В воскресенье поедем к ней, тут не очень далеко, меньше пятидесяти километров, всего час на электричке.

– Это в Детчино, что ли, к бабе Свете? Ух ты! Она у нас там какая-то шишка в поселковой администрации. И у вас, выходит, она тоже шишка? Давайте прямо сегодня и поедем, еще не поздно!

– Шишка. Фи, какие выражения. Сегодня не поедем, она на работе допоздна, и потом, подготовиться надо, подарков каких-нибудь купить тетке родной. Сто лет у нее не была, позор. Да, тетя Света тут тоже начальница, в ее подчинении все кибуцы Детчинского района.

– Чего?! Откуда это у вас кибуцы? Кибуцы же в Израиле, мне мама с папой про них рассказывали. Они в Израиле в санатории были, папа сердце подлечивал. Меня, как всегда, с собой, конечно, не взяли. Израиль что такое? Это страна такая на Ближнем Востоке, там еврейцы живут. Да не древняя, а теперешняя. А у вас на этом месте что? Палестина – протекторат Великобритании? Н-да, параллельные миры, ничего не скажешь.

– Ты что, хочешь сказать, что твои родители за границу на отдых ездили?!

Изумлению Татьяны не было предела, а Анька не понимала, чему тут удивляться и чего тут такого необычного: все ездят, были бы деньги.

– А какие проблемы с сердцем у твоего отца?

– Инфаркт у него был. С тех пор почти три года прошло. Что-то у них там на работе не клеилось, договоров не было, зарплату сотрудникам платить было нечем. Папа сильно переживал. И вот мы ехали вечером домой на машине, и папа прямо за рулем сознание потерял. Хорошо хоть это случилось, когда он уже тормозил на светофоре, и мы только легонько тюкнули стоящую впереди машину, а то бы все могли погибнуть. Папа довольно долго лежал в больнице, а после больницы в санаториях реабилитацию проходил, сначала в России, тут недалеко, в Воробьево, а потом в Израиле долечивался, там медицина хорошая. Но с тех пор он машину больше не водит, мама теперь рулит.

Сказать, что Татьяна была ошеломлена, это ничего не сказать.

– Мой муж Владимир умер почти три года назад, у него тоже инфаркт был, как у твоего отца. Я теперь вспоминаю, что у него тоже были какие-то проблемы с работой. С начальником ругался все время, повышения не получил. Это глупо звучит, но мне как-то легче было бы думать, что он умер от горя, что Андрей погиб, а не от неприятностей на работе. …Эй, погоди, ты сказала, что он за рулем сознание потерял. У вас что, собственная машина есть?!

И чему тут удивляться, не понимала Анька. У них скоро и вторая машина будет. Мама новую собирается покупать, а эту Андрею отдадут. Как же, отдадут. Кому теперь отдавать-то, если неизвестно, когда они вернутся домой. Да и вернутся ли вообще?

А Татьяна продолжала истекать завистью:

– И твоя мать сама машину водит?

– А чему вы удивляетесь? И я буду водить, когда вырасту. Если, конечно, домой попаду.

Посмотрев на Татьяну, Анька только сейчас заметила, что она отчаянно завидует, и ей стало ее жалко.

– Вообще-то мама не очень хорошо машину водит, все время штрафы получает. А дядька этот, гаишник, то есть не этот, конечно, а параллельный тому, с кем мы сегодня общались, вообще хотел ее прав лишить.