София ей всегда говорила, что нельзя на чужое счастье смотреть со стороны. Могут привидится всякие мерзости. Надо самой жить этим. Тогда всё будет хорошо, и даже очень приятно. Сара пыталась ей поверить, но пока ей это с трудом давалось. Она ведь приехала сюда для того, чтоб привыкнуть к тому, что всем нравится.

А пока Сара с разбегу бросилась в воду, надо немножко успокоится. Конечно, это садовник соорудил себе шалашик, чтоб встречаться со своей девушкой. Нельзя же ему пугать отдыхающих своими желаниями. Он ведь не слышит, как орёт от удовольствия на своём острове. Вот и убрался с чужих глаз подальше.

Сара уже пришла в себя и плыла спокойно, размеренно гребя руками. Даже смешно стало, сама себя напугала. В конце концов, этот садовник такой же мужчина, как и все. Надо выбросить его из головы. Он – просто обслуга.

Когда она вошла в шалаш, он нажал на «стоп», перемотал плёнку на начало и стал внимательно вглядываться в экран. Так и есть, только она вошла внутрь, как глаза её загорелись желанием. Они все такие. Могут часами говорить о прекрасном, вздыхать, возводить глаза к небу, говоря о религии или правах женщин. Но стоит их подмять под себя, как всё лишнее исчезает. Они сбрасывают с себя цивилизованную чепуху и внимают только своей похоти. Теперь им главное, чтоб их терзали до того мгновения, когда они выгибаются дугой и издают торжествующий животный возглас. Потом они становятся половой тряпкой, из которой смело можно выжимать все соки. За минутное удовольствие они готовы тягаться с тяжёлым животом, рожать и сносить любые удары судьбы.

Он скривился, когда увидел на экране, как её перекосило. Его как будто обожгло и затянуло в жаркую страсть от охватившего её желания. Член упруго сжался и выскочил наружу. Он не стал его удерживать, пусть привыкает к новому необузданному телу. Сегодня он ещё взаперти, но скоро побалуется, пока ему не надоест.

Когда она забилась в мелкой дрожи и кинулась из шалаша, его чуть не вытошнило. Слишком она была откровенна. Струя с шумом выбилась к потолку. Он облегчённо вытянулся на кровати. Член опал и он успокоился. Злость немного прошла. Давно женщина не ползала по его кровати, вот он и отвык, и злится. Чисто мужская гигиена. Надо не забывать про себя. Женщина нужна в такие моменты, чтоб освободиться от себя.

Он расслабился и начал профессионально рассматривать её тело. Он наблюдал, как она дотрагивалась до себя, как жмурила глаза и запоминал, чего она хочет и как лучше всего её брать. Всё-таки в воде. Слишком она похотлива, чтобы приручать её на суше. В воде можно ускользнуть, когда надоест. Да и её нечистоты не коснуться его. Всё сразу смоется. Будто нет в мире никакой грязи.

Утро выдалось волшебным. Солнце коснулось её лица, когда она ещё находилась в кровати. Она подбежала к окну и распахнула его. Потом скинула с себя ночную рубашку и подставила грудь под солнечные лучи. Она любила такое солнце, когда оно ласкает, но не обжигает.

Жаль, что ей всё-таки не встретился принц. София часто приходила к ней в синяках и сладостно потягивалась. «Нет ничего слаще, чем когда ты становишься предметом вожделения», – поучала она. София могла долго и терпеливо водить какого-нибудь простофилю за нос, пока он не набрасывался на неё с кулаками. Так было с одним юным мальчиком, который приходил к Саре и рыдал в её гостиной. В конце концов он искусал Софии всю грудь и попал в психушку. Саре он нравился. У него были томные глаза, когда он читал ей свои стихи, и он отставлял ногу, как великий поэт. Сара не любила поэзию, а то что он читал, казалось ей каким-то сентиментальным и глупым. Самым длинным была его поэма про мышку и кошку, которые почему-то полюбили друг друга. Когда кошка в порыве страсти проглотила мышку, она слегла и больше не встала. После её смерти мышка выползла из живота любимой, целая и невредимая и лила слёзы до тех пор, пока не очутилась в другом желудке. Мораль этой поэмы Сара не запомнила, потому что в этот момент так зевнула, что потянула мышцу на лице. Пока она бегала за льдом, произведение закончилось и пришла София. Мальчик сразу забыл про своё бессмертное творение и бросился к Софии, целовать руку. Через несколько дней он пропал, а София оказалась под капельницей. Когда она вернулась, она даже посвежела. Шрамы на груди быстро зажили, а поэтическое наследие было безжалостно отправлено на свалку. Единственное, что Саре удалось сохранить, это маленький клочок бумаги. На нём было написано: «Твоя грудь горит яркими бутонами страсти, я найду по дороге бульдозер и срежу себе на память эти цветы, пока они не отцвели. Ты можешь петь, плакать и молиться, но моя любовь будет только моей.» Сара перечитывала последнюю строчку и плакала. Это же надо так любить, чтобы сойти с ума. София только фыркала. Сара может любить только ревнивых идиотов. Этот юнец посмел ворваться в её кровать, когда она кувыркалась в ней с очередным любовником. Бедняга даже сразу не сообразил, что какой-то сумасшедший пытается откусить роскошную грудь у его любимой. Но, слава богу, всё позади.