Иначе было с ветхозаветным Валаамом, которому спасла жизнь его ослица, потому что увидела ангела, преградившего Валааму путь, чтобы уберечь от наказания Господня. Правда, для того чтобы он сумел увидеть мудрость за своеволием своей ослицы, потребовалось вмешательство высшей силы. Ибо он был слеп в отношении смертельной опасности, пока ослица не заговорила и Господь не раскрыл ему глаза, так что он тоже узрел предостерегающего ангела, который сказал ему: «За что ты бил ослицу твою вот уже три раза?… Я вышел, чтобы воспрепятствовать тебе, потому что путь твой не прав предо Мною; и ослица, видев Меня, своротила от Меня вот уже три раза; если бы она не своротила от Меня, то Я убил бы тебя».

Эта библейская история, на которую в одном из своих докладов указал Берт Хеллингер, может служить символом системного восприятия тела.

Учитывая центральную роль телесного восприятия в этом методе, семейную расстановку можно было бы отнести к числу «телесно-ориентированных» видов терапии. Однако в ряде существенных моментов она отличается от телесно-ориентированных методов в привычном смысле, будь то «абреактивных» (как, например, биоэнергетика) или «концентративных» (как, например, метод Фельденкрайза). В них тело считается хранилищем ранних воспоминаний или выразителем «внутренней мудрости», указывающей путь к выздоровлению. В семейной расстановке тело проявляет себя как «инструмент системного восприятия». То есть тело – это не только «внутренняя мудрость» в отношении себя самого, но также инструмент восприятия порядков отношений, в которые включены мы все.

Кто был свидетелем начальных стадий семейной расстановки в незабываемом помещении в мансардном этаже пансиона «Зеерозе» (у незабвенной фрау Кукла), наверняка помнит, как строго Берт Хеллингер руководствовался тогда телесным восприятием заместителей, когда еще не распознал стоящие за этим структуры порядка и не выработал свой более поздний, часто быстрее ведущий к решениям стиль, где так много важнее стали интервенции ведущего. Когда в последнее время Берт Хеллингер в некоторых случаях, не вмешиваясь, позволяет заместителям следовать исключительно их телу как источнику интуиции, он возвращается к тем началам.

Как уже было упомянуто, со сформировавшейся в Средние века христианско-церковной точки зрения тело представлялось вместилищем греха или даже самим дьяволом.

На протяжении столетий философия практически не уделяла внимания феномену «воплощения», однако в последнее время она делает это все больше.

Психоанализ легитимировал укорененную в теле инстинктивность как то, что служит сохранению жизни, и как элемент душевного здоровья. Гуманистическая психология признает его как хранилище воспоминаний и внутреннюю мудрость. В системно-конструктивистских методах оно выступает «сенсором», источником интуиции или «партнером с не подлежащими обсуждению условиями», как это сформулировал Гунтер Шмидт; а в феноменологически-системной психотерапии оно представляет собой важный «инструмент системного восприятия».

Параллельно с этим в философии, благодаря Мерло-Понти, мы познакомились с «друг-в-другостью» мира, тела и «я».

Современный философ Гернот Бёме обращает наше внимание на другой аспект феномена воплощения: он говорит о теле как о «природе, которой являемся мы сами» (Böhme 1992, с. 77 и след.). Родственные мысли звучат у Мерло-Понти, например, в таких сентенциях, как: «Собственное тело занимает в мире то же место, что и сердце в организме» (Merleau-Ponty 1966, с. 239 цит. в пер. с фр. под ред. И.С. Вдовиной, С.Л. Фокина).