– Дамы и господа! Думаю, что выражу общее мнение: такого яркого исполнения концерта Рахманинова Кинешма еще не слышала, – ведущий выдержал паузу, осматривая многолюдную площадь. – Именно поэтому, конгениальное исполнение гениального произведения дает право нашей гостье уйти по-английски.

Площадь загудела то ли одобрительно, то ли удивленно. Конферансье снова поднял руку и дождавшись тишины, властным тоном произнес:

– Мы благодарим оркестр Ивановской филармонии во главе с Сергеем Васильевичем Калеватовым и отпускаем артистов отдыхать. А нас еще ждет праздничный салют в акватории Волги.

– Папка, слышишь: салют еще будет! – Дана теребила отца, а он никак не мог соотнести реальность и внутреннее переживание только что отзвучавшей музыки.

– Да, салют. Я понял. – Отмахнулся от дочери и подумал: «Какая к черту измена Марине? Эта женщина вообще не может мериться такими категориями: она из другого мира. Инопланетянка. Ее можно боготворить и покланяться ее таланту, как поклонялись в древности прекрасной Эвтерпе8».

Дана не переставала дергать за рукав:

– Папка, очнись: через десять минут салют начнется!

Дмитрий достал из портфеля мобильник и разблокировал экран. «Восемь неотвеченных вызовов».

– Черт! Я совсем забыл про деловую встречу.

Дана звонко засмеялась:

– Вот она, великая сила искусства.


Дома, сразу после позднего ужина, состоявшего из пиццы и колы, Дана заглянула в кабинет отца:

– Так. Слушай. – И заиграла на саксофоне одну из мелодию концерта Рахманинова. Запнувшись, смутилась: – На саксе, конечно, не так красиво получается: рояль с оркестром мощнее. А еще я в инете нашла эту пианистку: ее зовут Дарья Мухина. О, как она офигенно Листа и Брамса исполняет! – Дана снова заиграла. На этот раз звук слегка напоминал колокольчики.

Дмитрий отложил карандаш и посмотрел на дочь:

– Очень красиво. Что это?

– Опять, не так хрустально, как на рояле, – поковыряв в носу, Дана небрежно заметила: – «Женевские колокола». Из цикла про путешествия.

Дмитрий встал, подошел к секретеру, выдвинул нижний ящик, достал коробочку и открыл ее. Дана тут же подскочила к отцу:

– Что это за конструктор «Лего»?

Дмитрий ловкими движениями собрал деревянную модель:

– Собор Святого Петра в Женеве. Мы там были с твоей мамой в свадебном путешествии.

Дана с интересом покрутила модель в руках:

– Ух ты! Круто. Сам вы́резал?

– Да. Давно это было. А помнишь, как мама пела? – Дмитрий убрал модель в ящик, закрыл секретер на ключ и вернулся за рабочий стол.

Дана щелкнула металлическим карабином, отстегнув гайтан9, и положила саксофон на кожаный диван. Выпрямилась, поставила ноги в третью позицию, приподнялась на носочках, словно встала на каблуки, и, закрыв глаза, запела:

– Дурманом сладким веяло, когда цвели сады, когда однажды вечером в любви признался ты…10

«Почему именно эту песню? – удивился Дмитрий. – Марина ее очень редко пела. Говорила: “Боюсь, ты меня разлюбишь и бросишь, как ту девушку”. А вышло – наоборот».

Дана начала путать слова и замолчала. Потом вздохнула:

– Я не помню маму. Это нехорошо, наверное?

– Тебе же всего пять лет тогда было.

– Но, почему-то, когда думаю о ней, то совсем не грустно. Может, только самую малость.

Дмитрий улыбнулся:

– Я уверен, что ей меньше всего хотелось бы, чтобы ты грустила. Так! – он встал и похлопал по карманам брюк, – посуду из посудомойки расставила по местам?

– Ага.

– Тогда вперед, ко сну готовься.

– Я совсем не хочу спать, – заныла Дана, – ты, папочка, вообще иногда не ложишься, вот и у меня гены бессонницы взбунтовались. А гены, как известно, никуда не денешь.

– Прекращай о генетике размышлять в час ночи. А то я вспомню, что дед мой был казаком, возьму нагайку и пройдусь по твоей, как ты любишь выражаться, заднице.