Прошло несколько дней, прежде чем Марох смог снова заглянуть в нетшталь – он порядком устал за последние дни, и усталость мешала концентрации. На этот раз Марох попросил нетшталь показать ему нувору – где она сейчас, что с ней стало. Когда поверхность жидкости потемнела, сначала он увидел камень со сплетённой над ним светящейся синей нитью с зелёным отливом. Из узла выходили отдельные нити и тянулись вниз. Затем Марох увидел каменную залу, прямо из пола которой росли чахлые на вид, изломанной формы, небольшие деревца, кора которых была покрыта чем-то тёмным, противно поблёскивающим в тусклом зеленоватом свете, разлитом по странной зале. Зрелище само по себе было неприятным, но это не объясняло, почему Марох испытал такой страх, снова увидев его. Синяя с зелёным отливом нить тянулась к одному из деревьев, в стволе которого, словно через толщу воды, Марох увидел лицо нуворы – она была словно в забытьи, но он узнал её – то, что он увидел в нетштале в прошлый раз, прочно врезалось ему в память. Картинка дрогнула – Марох увидел, как ствол дерева обхватила маленькая узкая кисть, очевидно, женская, тёмная жидкость потекла по дереву, как вода из прохудившегося ведра, а синяя с зелёным отливом светящаяся нить начала истаивать. Марох чувствовал, как вместе с тёмной жидкостью выходит жизненная сила – то, что ещё от неё осталось, что не давало нуворе окончательно уйти за грань…Кто-то «пил» её. Марох содрогнулся. Картинка дёрнулась, и по поверхности нетшталя снова пошли волны…

Некоторое время Марох просто стоял, наклонившись над нетшталем, пока не прошла накатившая волна дурноты. На севере работа с нетшталем давалась тяжелее, но дело было не только в этом. Хотя Марох видел это уже во второй раз, зрелище внушало ужас. За все годы обучения он никогда не слышал ни о чём подобном. Южные маги, естественно, интересовались магией севера и в библиотеке магического университета Ишхара было накоплено немало информации о ней, и Марох, собираясь в поход за артефактом, тщательно изучил всё, что было доступно, но там не было ни одного упоминания ни о чём подобном. История магии юга знала немало жестокости, но запечатать человека в дерево… – такого история магии юга не знала, и он не представлял, как сделал бы это с помощью магии юга. И ведь нувора не была мертва – Марох чувствовал жизненную силу… Значит, кто бы ни сделал это, их целью было не просто избавиться от человека, нужно было что-то другое…

Нужно было узнать, куда тянутся остальные нити.

Странности во сне начались с того, что Эйлинн увидела окно коморки на предпоследнем этаже замка. Увидела, а в следующее мгновение сна она уже была там. Эйлинн не знала, как на самом деле выглядела эта коморка – само собой, молодая нувора не входила в помещения для стражников. Но она хотела посмотреть – если окажется, что она выглядит так же, как во сне – значит это был не сон или не совсем сон, а если нет… Будет ли это значить, что это был просто сон? В глубине души Эйлинн была уверена, что это не просто сон и она не знала, что с этим делать.

Позднее утро было самым спокойным временем дня, когда большинство слуг были заняты своими делами, а коридорами и лестницами замка пользовались меньше всего. В это время шансов пройти куда бы то ни было незамеченной было больше всего. Эйлинн помнила это ещё по тому времени, когда они с Диртаном были детьми. Особенно хорошо ей запомнился случай, когда Диртан решил разыграть её. Тогда он заранее прокрался в винный погреб и соорудил из ветоши, мётел и всего прочего, что он смог раздобыть, фигуру, которую в полутьме и с разыгравшимся воображением вполне можно было принять за человеческую. Потом он сказал Эйлинн, что случайно подслушал разговор служанок о том, что на какого-то слугу, который спустился в погреб взять немного вина, напал призрак. Бедняга еле унёс оттуда ноги, но больше ни капли вина в рот не берёт. Диртан как бы между прочим добавил, что собирается пойти и проверить это после завтрака. Конечно, Эйлинн захотела пойти с ним. Её всегда интересовало всё необычное, необъяснимое. Она, конечно, боялась, но интерес был сильнее. По мере того, как они подходили к погребу, страх усиливался, но поворачивать назад Эйлинн не хотела. Они вошли, и притворили за собой дверь. Несмотря на то, что было лето, в погребе было прохладно. Звуки замка сюда не доходили – в непривычной тишине был слышен каждый шаг и каждый шорох. Диртан замешкался сзади, и Эйлинн, сама не понимая зачем, пошла вперёд. Она завернула за угол и остолбенела – у самого потолка в дальней стене погреба имелось маленькое оконце, а прямо напротив него возвышалась огромная фигура в капюшоне как у палача – так их изображали в книжках. В руке фигуры была коса. Эйлинн не могла сдвинуться с места – сердце неистово билось, дыхание участилось, но, казалось, она забыла, что такое бежать, и даже перестала моргать, она забыла, зачем она здесь, и что за её спиной должен стоять Диртан. Внезапно кто-то тронул её сзади за плечо. Эйлинн казалось, что её сердце не может биться ещё быстрее, но именно это и произошло, когда кто-то прикоснулся к её плечу, а затем всё поплыло у неё перед глазами.