Эйлинн не знала, как долго она рыдала, постепенно она затихла и ещё через какое-то время высунула голову из-под одеяла. Свечи почти догорели. Хвала Богам, Алия не проснулась – Эйлинн не хотелось сейчас ни с кем разговаривать или слышать слова утешения. Она лежала, смотря на догорающие в камине поленья. До утра было ещё далеко, но спать не хотелось – ей было страшно. В голове вертелись обрывки сна, хотя Эйлинн не была уверена, что это был сон – обычно после пробуждения ото сна, даже если он был страшным, хотя такое случалось редко, оставалось только блёклое воспоминание. С этим сном всё было не так – воспоминания были живыми, словно воспоминания о том, что произошло в действительности. После пробуждения они не потускнели, не утратили связности, последовательности, яркости ощущений. Накрытая несколькими тёплыми одеялами, лёжа в натопленной комнате, Эйлинн ещё долго не могла согреться, особенно ступни – а во сне она ступала босыми ступнями по холодному каменному полу и по холодной вязкой жиже в странном зале с изломанными маленькими деревцами…

«А что, если это был… не совсем сон?» – рассуждала Эйлинн. «Что, если я действительно ходила во сне?». Эйлинн когда-то читала о таком. Но она тут же напомнила себе, что это невозможно – этой ночью у дверей каждой спальни стояли стражники, они спросили бы её, куда она направляется, а, убедившись, что она спит, разбудили бы её горничную…

Под утро Эйлинн всё-таки удалось заснуть – на этот раз без снов. Утром её разбудила служанка, сказав, что вся семья уже проснулась. Для Эйлинн это было нехарактерно – обычно она просыпалась довольно рано, но на это никто не обратил внимание – все были на взводе. За завтраком почти не разговаривали – и отец, и мама были погружены в себя, только Диртан немного рассказал Эйлинн о положении дел, пытаясь как-то подбодрить её. Отец с Диртаном поднялись в этот день рано, когда замок ещё спал – отец приказал стражникам ещё раз всё обыскать. При обыске не обнаружили ни следа нуворы Миэллы, никакой зацепки. Ещё раз опросили всех слуг, но никто не мог сообщить ничего, что имело бы отношение к делу.

После завтрака отец умчался по каким-то делам – сидеть без дела ему было невмоготу, за ним ушёл и Диртан. Мама пребывала словно в полусне – поначалу Эйлинн пробовала разговорить её, но она словно не слышала, когда Эйлинн обращалась к ней, а, услышав, начинала отвечать невпопад, извиняясь за то, что не слушала. Почувствовав тщетность своих усилий, Эйлинн решила сходить за книгой. Она может тихонько читать вслух – маме это не помешает, а самой Эйлинн это поможет отвлечься. Выйдя в коридор, Эйлинн закуталась в шаль. Казалось, день выдался ещё более холодный, чем вчера, а, может быть, просто сказывалось её встревоженное состояние. Маленькая гостиная, а которой они сидели с мамой, располагалась ближе к боковой лестнице, чем к парадной, и, выйдя, Эйлинн направилась именно к ней, не задумываясь об этом. Уже оказавшись на этой лестнице, Эйлинн вздрогнула – перед её внутренним взором пронёсся фрагмент из её сна – во сне она была на этой лестнице: замёрзшая, напуганная. Она бежала вниз, и оказалась в странном зале, которого, она была уверена, в замке никогда не было. А что, если… Эйлинн направилась не вверх, в свою комнату, где она оставила недочитанную книгу, а вниз. Она хотела убедиться, что боковая лестница действительно заканчивается на первом этаже, что нет никаких более узких ступенек с низким сводом, ведущих в странный зал… Ей нужно было увидеть это. Эйлинн спускалась. После исчезновения бабушки замок как будто притих. Даже, казалось, служанки стали шептаться тише, и меньше ходили по коридорам. Эйлинн медленно спускалась по лестнице. Периодически до неё доносились обрывки чьих-то разговоров, звук чьих-то шагов, один раз мимо неё, направляясь вверх, прошли два стражника, почтительно поклонившись. Всё это не давало ей уйти в воспоминания о сне, которые были ещё слишком свежими, и отгоняло страх. Так Эйлинн добралась до конца лестницы. За поворотом располагался парадный зал, а если обогнуть его по краю и войти в неприметную дверь, можно было попасть на лестницу, ведущую в фамильный склеп. Эйлинн колебалась. Во сне, в какой-то момент ей показалось, что она спускается в склеп… Эйлинн не хотелось спускаться туда – внутренне она боялась, увидеть что-то, что подтвердит её страхи, боялась, что увиденное ей во сне существует на самом деле, ведь, в конце концов, исчезновение бабушки необъяснимо… Но Эйлинн думала не только об этом. Она представила, как оставшись одна в своей комнате вечером, будет вспоминать свой сон, прислушиваться к каждому шороху… Она хотела быть уверена.