Позже она будет горько жалеть, что ее не было при этом и она не смогла даже сказать ему последнего «прости».
Но в те мгновения она знала только, что не сможет еще раз взглянуть в паскудную рожу Кайла, не сможет (и неведомо, что тяжелее) выслушивать рассуждения матери, деловым тоном изрекающей кошмарные вещи. Она даже не оглянулась на пораженную ужасом команду и не видела, как Кефрия вцепилась в локоть мужа и не дала ему броситься за Альтией, чтобы притащить ее назад силой. Она знала, что не сможет смотреть, как Проказница в самый первый раз отдает швартовы… и Кайл ею командует. Альтия только надеялась – корабль поймет ее. И простит… Нет, не так. Она ЗНАЛА, что Проказница поймет и простит ее. Альтии всегда была ненавистна мысль о том, что семейным кораблем будет распоряжаться Кайл. Теперь, когда Проказница пробудилась и ожила, такая мысль сделалась просто невыносимой. Это было даже хуже, чем оставить ребенка на попечении человека, которого ненавидишь. Увы, Альтия знала, что ничего не может по этому поводу предпринять. Совсем ничего. По крайней мере – прямо сейчас.
Корабельный посредник держал крохотную контору прямо здесь, на причале. И он до крайности изумился, когда увидел, что на стойку, отгородившую его стол, опирается Брэшен да еще и держит на плече свой матросский мешок с пожитками.
– Чем могу быть полезен? – вежливо и по-деловому поинтересовался посредник.
Брэшен, не удержавшись, про себя сравнил его с хорошо образованным бурундуком. Определенно было что-то этакое в том, как торчали его бакенбарды и борода, в том, как он выпрямился на стуле, задавая свой вопрос. Брэшен спокойно ответил:
– Я за расчетом пришел.
Посредник повернулся к полкам, начал просматривать какие-то книги… Потом выложил на стойку пухлый гроссбух.
– Я слышал, – заметил он, – капитана Вестрита недавно отнесли на корабль. – Раскрыв гроссбух, он разгладил страницы и повел пальцем вдоль колонки имен. Потом поднял глаза на Брэшена: – Ты долго с ним плавал. Я думал, ты и до конца с ним останешься…
– А я и остался, – ответил Брэшен коротко. – Мой капитан умер. «Проказница» отныне принадлежит капитану Хэвену, а мы с ним не больно-то ладим.
Оказывается, и он был способен разговаривать спокойным и дружелюбным тоном… прямо по-бурундучьи.
Посредник недоуменно нахмурился.
– Погоди, но разве теперь там не дочь его заправляет? Чего ради иначе он ее воспитывал и обучал все эти годы? Я про младшую говорю, про Альтию Вестрит. В чем дело?
Брэшен только фыркнул.
– Не ты один удивляешься тому, как все обернулось. Сама юная госпожа Вестрит тоже была изумлена и потрясена. Как будто одного горя ей было мало, бедняжке! – Но тут ему показалось, что он и так слишком много наговорил о чужой беде, и молодой моряк сменил тему: – Я вообще-то просто за расчетом пришел, а совсем не затем, чтобы перемывать косточки начальствующим надо мной. Чего, право, не наболтаешь в сердцах?
– Вот уж верно замечено, – кивнул посредник.
Отодвинул коробочку с деньгами и аккуратно выложил перед Брэшеном на стойку три невысоких столбика монет.
Брэшен присмотрелся. Да уж, когда он был старпомом под началом у капитана Вестрита, зарабатывать удавалось не в пример больше… Дожили, называется.
Тут он сообразил, что следует еще кое о чем попросить.
– Мне бы, – добавил он запинаясь, – рекомендацию…
Никогда прежде он не думал, что однажды ему придется просить рекомендацию с «Проказницы». Несколько лет назад он даже повыбрасывал все свои прежние – в дурацкой уверенности, что больше ему никогда не понадобится документ, подтверждающий его навыки и умения. Эх, знать бы, где падать придется, соломки бы подстелил… Зря он выкинул их, зря. И ведь немного места в мешке они занимали – простые кожаные ярлычки, снабженные корабельной печатью, с нанесенным на них именем моряка и – иногда – обозначением его должности. Дескать, податель сего добросовестно исполнял свои обязанности на борту. Оттого и назывались рекомендациями. Добротная связочка таких ярлыков существенно облегчала получение нового назначения. Впрочем, здесь, в Удачном, хватит и одного, зато полученного на живом корабле.