, заросший деревьями. Лоцманы и водоливы из всех прибрежных сел вышли тоже на работу. И через пять дней тропа была готова. Саламатов собрал все мелкие суда, и старые бурлаки впряглись в лямку рядом с внуками. На плесах дежурили колхозники с лошадьми. Лямку привязывали к хомуту, и лошадь тащила баржу по ровному плесу. Моторные катера комбината стояли на перекатах и подхватывали караваны, когда люди и кони выбивались из сил.

Но так можно было снабдить только город. А верховья? Товары были завезены; однако, как выяснилось вот сейчас, те, кому надлежало позаботиться о дальнейшей их перевалке, проспали золотое время.

Саламатов смотрел на реку и думал о том, как мало осталось людей в районе. Впрочем, и до войны он был пуст, так как жители селились по берегу реки. Чуть отойди от нее – и на пятьдесят верст по округе найдется едва ли одна охотничья избушка. А поднимись на север до истоков, там можно блуждать месяцами и не услышать собачьего лая, не почуять запаха человеческого жилья.

– Ты от Луниной никаких известий не получал? – спросил он директора.

– А что тут лесничиха сделает? – Директор даже руками развел. – Последняя телефонограмма от нее была с Велса на той неделе. Пригрозила, что снимет людей с Чувала, цинга-де у них. Снять она может, а помочь… – Он сердито засопел и отвернулся, выражая полное презрение к лесничихе.

– Это ты оставь! – строго сказал Саламатов. – Если Лунина говорит – снять, значит, надо снять.

Нестеров молча смотрел на реку, прислушиваясь к разговору. Где-то на другом конце серой, похожей на текучую платину реки сейчас хозяйничает лесничиха Лунина. Ему захотелось встретить ее, посмотреть на знаменитую охотницу и знатока лесной жизни. Может быть, она подскажет, где искать тайные истоки Нима, до которых он так и не смог добраться перед войной. Говорят, что Лунина знает все реки и перевалы Северного Урала.

Саламатов сказал:

– Мало она тебе помогала в прошлом году? Кто новые делянки в верховьях отыскал?

– Ну и что? – сухо спросил директор.

– Нет, ты только послушай этого гражданина! – сказал Саламатов Сергею. – В прошлом году у него ни тракторов, ни машин не было – все на фронт взяли. Он тут такого Лазаря пел, что слушать было противно. А Лунина отыскала ему новые лесосеки у самой воды, – на весь год древесины хватило, и вот тебе благодарность! Он уже забыл!

– Люди не лес, их на берегу не разыщешь, – уныло сказал директор.

Саламатов задумался, уставившись на гористый северный край горизонта. Потом тихо сказал:

– Вот что, дорогой, снаряжай глиссер, я сам поеду.

Директор облегченно вздохнул. Нестеров увидел, как лицо его вновь приобрело солидность и он тут же начал торговаться – такова уж человеческая натура.

– Глиссер-то я снаряжу, только бензин тебе придется взять у райпотребсоюза. Сам знаешь, каково с ним теперь.

Нестеров засмеялся. Саламатов пристально посмотрел на директора и задумчиво сказал:

– А пожалуй, и верно, не стоит ехать. Поезжай уж сам! Тебе и бензин достать легче.

Директор привстал на носках, обтер платком не только лицо, но и лысеющую голову.

– Да это я только к слову. Дам, дам! И горючее дам, и масло дам.

Саламатов подозрительно посмотрел на него.

– А ты что же, и масло хотел сэкономить?

– Да ну, что ты в самом деле? Так на какой день тебе глиссер приготовить? Через три дня? А не поздно будет? Того и гляди, начнется ледостав – и глиссер погубишь, и сам накупаешься.

Он хлопотливо взглянул на часы и стал прощаться.

Саламатов поглядел ему вслед, покачал головой.

– Эх, свалил-таки на чужие плечи свою обузу!.. Головой под пулю ты, а мне медали да кресты. У меня двое таких – он да Палехов. Ну, как ты с Палеховым сговорился?