– Молли, дорогая, где моё осеннее пальто?

– Куда ты? – поразилась миссис Клаус.

– В банк. Кредит брать.

Осторожно, так чтобы он не заметил, Молли достала из шкатулки сонную фею и положила в карман пальто. Не то чтобы она слишком беспокоилась, но Люси присмотрит за боссом и не даст попасть в беду.

– Клаус, милый… – проворковала Молли, подавая мужу пальто, – а если я напишу тебе письмо? Ну, с пожеланиями, чего бы я хотела в подарок на Рождество… Например, ноутбук… Музыка… Париж… Ты помнишь наши прогулки вдоль Сены? Так вот, письмо. Ты рассмотришь его в индивидуальном порядке?

– Нет! – рявкнул Клаус. – Не до писем! Бизнесом придётся заниматься.

И вышел, хлопнув дверью.

В расстроенных чувствах Клаус зашёл за санями в сарай, вспомнил, что саней больше нет. Расстроился ещё больше. Что ж, придётся ехать верхом. Он заглянул в домик, где жили олени. Там было тепло, приятно пахло сеном и сухими цветами. Все олени спали, сопя во сне бархатными носами, кроме одного. Рудольф, который негласно считался среди оленей главным, лежал, развалившись на перине из сушёных незабудок. На хозяина взглянул без энтузиазма. Брауни только пять минут назад принесли ему поднос, на котором стояла громадная чашка с какао, такая широкая, что туда легко вмещалась пушистая оленья морда, и фиалковый мармелад, который Рудольф обожал. Сейчас насладиться бы обедом в тишине и покое, подумать о новых серебряных подковах, которые он собирался выпросить у хозяина в подарок к Рождеству. Неплохо бы и колокольчики для рогов добавить. Носить колокольчики на сбруе уже давно не модно, каменный век. А вот на рогах… Но, похоже, сейчас запрягут и куда-то потащат.

– Привет, – Клаус погладил оленя по мягкой мохнатой шее. – Нет-нет, остальных не буди, мы едем с тобой вдвоём.

– Сани? – коротко напомнил Рудольф. – Один!?

Говорить он умел, но не очень любил. Серьёзный олень должен быть суров и молчалив.

– Нет у нас больше саней, – вздохнул Клаус. – Судебный пристав – исполнитель конфисковал. Конфискация – это когда у тебя что-то ценное забирают в пользу государства, – пояснил он, увидев непонимание в больших синих глазах Рудольфа.

– Плохо, – подвёл итог Рудольф, с тоской глядя на какао, которое, конечно, выпить теперь не дадут.

Он был совершенно прав. Взгляд Клауса упал на поднос.

– Ты опять пить начал? – возмутился Клаус, глядя на чашку, которая была размером с хорошее ведро для угля. – Какао! Там же куча сахара и калорий!

– Куча чего?

– Калорий. Это единицы энергии, которые содержатся в любой еде. Но если их слишком много, они делают человека… То есть, я хотел сказать оленя, очень толстым. Ты хоть встать-то можешь, сладкоежка?

Рудольфа и самого интересовал этот вопрос. С трудом, кряхтя и отдуваясь, он поднялся со своего душистого ложа. Ноги тряслись и подгибались, между ними свисало солидное белое брюшко.

– Лето. Отпуск, – виновато пояснил Рудольф.

Клаус со стоном закрыл лицо рукой. Поддерживая оленя под мохнатый бок, он спустился по пологому спуску в подвал. Отсюда вёл тоннель, даже летом покрытый зеленоватым льдом. Как весело было вылетать через этот тоннель на санях, под звон серебряных колокольчиков! Клаус ловко забрался оленю на спину, и тот, неуверенно переступая копытами, поплёлся к краю тоннеля. Здесь начинался обрыв, что было весьма удобно для взлёта.

– Хозяин. Не смогу. Помоги, – Рудольф жалобно взглянул на Клауса.

– Нельзя мне силу использовать, Руди! Ну пойми, сентябрь на дворе, а тут мы с морозной вьюгой. Нехорошо. Метеорологов напугаем.

– Мете…?!

– Это такие люди, предсказатели погоды.