Из попыток составить заклятие, разумеется, ничего не вышло. Вместо изящного дерева, которое должно было возникнуть, расцвести пышным цветом, и через пять минут исчезнуть, на столе появилось что-то непонятное и совершенно непотребное. Учитель слабым движением пальца уничтожил своё творение, и, вконец устав от батарейного чихания, лёг ничком на ковёр.

В классе раздался громкий хлопок, сверкнула ярко-красная вспышка, и рядом с Мусой появился наш директор, Дауд. В школе у него была почти такая же слава, как у нашего учителя, но никто не мстил ему: кроме того, что это был самый сильный волшебник, он являлся близким родственником моего тёзки, Омара ибн Сулеймана, придворного мага турецкого султана. И это родство обнаружилось трагически.

Двадцать лет назад один из моих одноклассников, которому Дауд поставил «двойку», что-то сделал ему. Что именно, я уже не помню, а наши легенды умалчивают об этом. Директор не смог снять заклятие, и тогда-то в нашей школе появился Омар ибн Сулейман, длиннобородый старик полутора тысяч лет в чалме и одежде придворного мага.

Досталось тому пареньку куда сильнее, чем мне. Кувшин был всё-таки гуманным наказанием – после него ученик оставался волшебником. Но, если кто-то из нас посягнёт на директора, то ответом могут быть или казнь, или, что бывает чаще всего, превращение джинна в обыкновенного человека, не имеющего магической силы, в том числе дающей долголетие. В современном мне Египте, по слухам, живут несколько тысяч джиннов-людей. Так что связываться с нашим директором было, как говорится, себе дороже.

Директор произнёс несколько слов, и уже стихшее чихание совсем прекратилось. Мустафа ибн Юсуф поднялся было с ковра, но тут же распростёрся перед повелителем.

– Что случилось, почтеннейший Мустафа? – спросил Дауд, – Я услышал громкое чихание даже из своей комнаты, узнал ваш голос, и пришёл сюда. Что произошло?

– Кто-то из учеников, правнук шайтана, да простит меня мой повелитель, взорвал какую-то бомбочку, – ответил учитель, – К тому же наложил заклинание времени, потому что я начал чихать несколько минут спустя после появления в классе.

– Вы не знаете, кто и почему мог это сделать?

– Нет, мой повелитель.

– Хорошо.

Дауд произнёс несколько слов, и через секунду я распростёрся у его ног.

– Великолепно, – сказал директор, – Просто замечательно. Ты помог нам, пусть и без собственного желания. На тебя очень много жалоб, Омар ибн Ахмед, ученик, недостойный целовать туфли своего наставника, мудрейшего из мудрых. За эти годы их накопилось столько, что ими можно полностью перегородить Нил, чтобы он залил всю страну с севера до юга, захватив под себя даже пирамиду Хеопса. За все твои шалости я вправе приговорить тебя к кувшину. Я наблюдаю за тобой уже тридцать лет, наконец, чаша моего терпения переполнилась, и теперь всё кончено.

Он хлопнул в ладоши, и рядом со мной выросли двое «Бессмертных» с чалмами палачей. Один нёс кувшин. Дауд начал читать заклятие. Последним моим ощущением была мощная сила, втиснувшая меня в узкое горло, и размазавшая по стенкам кувшина. Больше я ничего не видел и не чувствовал.

Слава Аллаху, наконец-то я на свободе! Как хорошо было вздохнуть полной грудью после четырехвекового заточения в кувшине. Пусть воздух, который окружает меня, не такой чистый, отчего первый вздох дался с небольшим трудом – мне было всё равно: Я – НА СВОБОДЕ!

Мои знакомые-«кувшинники» рассказывали, что они выходили из кувшинов в школьных подвалах, где их встречает смотритель. Но сейчас обстановка вокруг была непривычной. Вместо просторного полутёмного зала, где хранились кувшины, я очутился в небольшой комнате, по стенам которой стояли деревянные короба с многочисленными дверцами. Рядом с одним стояла большая кушетка, чуть выше и длиннее знакомых мне. Стены комнаты были покрыты бумагой с затейливым рисунком; окна, разрезанные деревянными планками, в которые были вставлены хрупкие на вид странные прозрачные пластины неизвестного вещества; большие прямоугольные двери.