Говорил тогда Арсёнушко таковы слова:

«Вы возьмите-тко, буду я даром жить в камышничках!»

Атаман тогда с камышничками переговорилсе он;

Закрыцали, зашумели все камышницьки:

«Немалу хочешь у нас шутить шуточку, атаман же наш,

Пренять хошь ты мужика же, деревеншшину:

Во-первых-то он не знает о наших делах камышнеческих,

Во-других-то гон запутат нашо дело всё, -

Он ведь стретит-то кого из мужиков же где,

Разболтат-то всё, расскажет, где-ка мы живём,

Заберут-то ведь всех же, поимают-то,

Как живых-то нас ведь и боле не оставят тут.

Как берите лучше мужика же, деревеншшину,

Его надо же, атаман, скорей прикончити!»

Отошол атаман да сел он же на своё место,

А как приказал тогда гатаман да забрать его,

Забрать его, запутать в пугани в шелковые,

Вот задёрнуть его в арканы-ти в железные,

Тогда велел-то отрубить ему с плеч буйну голову.

Тут разбойницьки-ти скоро не ослышались,

Подходить-то они начели к Орсёночку;

Сперьва, сперьва подходили по одному тут,

Как потом же подошли же гони по два-та,

А потом уж как ведь стали они по пять же всё, -

Как Арсёнышка некак забрать не можут тут.

Закрычал тогда на них да гатаман же йих:

«Вы как шуточно берёте, да я смотреть не могу на вас!»

Вот когда разбойнички стали подходить челым десяточком;

А и тут не лютое зелье разгорелосе,

Богатырско-то ведь и сердцо-то растревожилось,

Лепота в его лици перемениласе,

Могучи плечи его же шевелилисе,

Он выхватывал тогда да всё стоячой дуб,

Что стоячой-то он дуб да всё со кореньём,

Он сделал тут дубиночку немалую,

Он ведь и начел етой дубиночкой помахивать,

Вот помахивать дубиночкой, похаживать.

Он в праву руку махнул, – валилася улиця,

Волево-то отмахнул, валились переулочки;

Он прибил-то, разбил же всех разбойницьков,

Он прибил-то ведь разбойницьков петьсот человек,

Он брал тоща у разбойницьков добра коня,

Он ведь брал свою дубиночку, поехал тут.

Ехал-то не мало, не много времени,

Как наехал тут он на камышничков,

Тут камышничков да было шестьдесят же их, -

Перебил-то всех камышничков Арсёнушко.

Он ведь ездил всё трои сутоцьки,

А во многих-то местах убивал камышницьков,

Перебил-то всех камышницьков-разбойницьков,

Перевёз ихно именьицо в единоё,

Вот в единоё-то всё в место во первоё.

Тут ведь сошол тогда Арсёнушко со добра коня,

Он поел, поел тогда да сам покушал-то, -

У разбойницьков всего было ведь вволюшку,

Было много-то у йих же мяса разного,

Было много-то у йих мук и круп же тут,

Тут ведь было разных водочек – каких хочешь пей;

Как попил-поел Арсёнушко, скоро спать же лёг,

Он ведь спал-то лежал, не знат и сам сколько.

Когда проснулсе-то, пробудилсе всё Арсёнушко:

«Я ведь думал, что хожу я во втору Москву,

Не сходил я ведь вот и всё же во втору Москву;

Нагрешил грехов ведь и много вот теперь в делах.

Зато очистил хоть свою сторону от гибели.

Я не знаю же теперь, ишшо Арсёнку делати?

Не накласть ли всё Арсёнушко много золота,

Мне-ка сесть ли всё, Арсёнушку, на добра коня?

Не доехать-то до деревни, мне спустить коня?

А и как тогда сказать мужикам же деревеньским-то:

«А и не спуталсе ли с дорожки славной вологодской,

Не попал ли Гарсёнко во втору Москву».

А и только нехорошо будет Арсёнушку на свете жить,

А и что скажу-то ложь-неправду своему народику;

А и во вторых будет Арсёнушко неприятно, мне,

Что пошол, пошол ведь и я же на втору Москву,

А и не посмотрел-то я ведь и ей, да так прочь ушол».

А и тут раздумалсе Горсёнушко на другой же ум, -

А гон ведь ету-ту ведь и суночку с золотой казной:

«А не попаду ли я на дороженку в славну Вологду,

А и в славну Вологду, не попаду ли я, на втору Москву,

А и отнесу-то его золото в подареньицо,

А и в подареньицо положу на втору Москву».