Мы с ватажниками, с трудом, провожаемые недовольным гулом, протолкнулись в первые ряды и смогли увидеть концовку набора в очередной отряд. В центре большого круга стоял статный запорожец с длинным оселедцем на непокрытой голове, красных сафьяновых сапогах с сильно загнутыми носами, в красных же шароварах и синей шелковой рубахе. За необычным белым кушаком из парчи турецкий ятаган и пара пистолетов. Колоритный казачина, которого я знал.

Звали его Харько Нечос, и в минувшей войне он был одним из ближних соратников командарма-3 Беловода, сильный боец и умный командир. Рядом с ним в две неровные шеренги полторы сотни воинов, в основном, как и он, запорожцы, но и терцы имеются и несколько горцев, по виду черкесы или вайнахи. Все как один справные бойцы, и мне сразу заметен правильный подход Нечоса. Запорожцы свои и знают его не понаслышке. А для черкесов и терцев Каспий и Кавказ родной дом, они обеспечат ему разведку и правильное понимание того, кто есть кто в тамошних землях, и всегда расскажут, кого можно грабить, а кого лучше не трогать.

– Эй, атаманы-молодцы! – Запорожский атаман, подбоченясь, взглянул на людей. – Еще три места имеется. Кто со мной!?

В круг сразу же хлынул десяток казаков. Харько Нечос переговорил с ними, троих отобрал, а остальные вернулись назад. После чего запорожец поклонился кругу и перекрестился на церковь. Его отряд, под приветственные и доброжелательные выкрики людей, покинул соборную площадь и двинулся в сторону восточных ворот, где проходил сбор гулебщиков, которые пойдут за основной армией.

Наклонившись к уху ближайшего донца, невысокого мужчины лет тридцати пяти, в справном сером жупане и с длинной саблей, я спросил его:

– Давно здесь стоишь?

– С утра.

Казак искоса посмотрел на меня. И признавая за равного, кивнул.

– Сколько отрядов уже ушло?

– Этот седьмой, почти тысяча человек на перса собралось.

– Кто еще людей набирать будет?

– Семен Белый, Тарас Порох и Никифор Булавин. Белого и Пороха не видать, выжидают чего-то, а ты здесь, так что выходи на круг, если не передумал самостоятельным атаманом становиться.

– Откуда меня знаешь?

– Под Усманью тебя видел.

– А кто про набор отряда сказал?

– Половина города про это знает. Небось, переживаешь сейчас?

– Есть немного.

– Иди, казак, и ничего не бойся. Все мы под богом живем и когда-нибудь впервые на круг выходим, а ты парень справный и боевой. На подначки внимания не обращай, люди повеселятся и перестанут, а если из похода живой вернешься и с прибытком, про этот день легенды сложат.

– Ну, тогда пошел я, – обернувшись к ватажникам, указал им на свободное пространство: – За мной!

Рывок вперед и мы выдвигаемся на майдан. Проходим на середину и оказываемся в центре всеобщего внимания. Тишина накрывает площадь. Большинство собравшихся приезжие, и о том, что такой молодой парень как я, будет набирать ватагу, они не знали. И, разумеется, они удивлены этому обстоятельству. Хотя и до меня были такие хлопчики, которые в четырнадцать-пятнадцать лет отряды сколачивали, так что я не первопроходец.

Оглядываю притихших людей, смотрю на своих товарищей и понимаю, что назад уже не повернешь. Раз так, надо продолжать осуществление атаманской задумки, и не осрамиться.

Поклонившись на четыре стороны, я скинул с себя шапку и встряхнул черными, отцовскими, кудрями. Затем, широко размахнувшись, подкинул свой головной убор так высоко, как только смог. Шапка взлетела ввысь, на миг зависла в воздухе и упала мне под ноги. Я сделал шаг вперед, остановился над ней и, во всю мощь, выкрикнул:

– Атаманы-молодцы, послушайте! Я Никифор Булавин, служил в Третьей армии, имею деньги и желаю воевать, но как и вы, не попал в войско Максима Кумшацкого. Кто со мной на море Хвалынское пойти желает, басурман погонять, полоняников наших освободить и рухляди набрать!? Кто готов рискнуть!? Выходи ко мне, полсотни казаков прокормлю, смогу одеть, обуть, через море перевезти и за собой повести!