Светлана Гершанова Вольные хлеба читать онлайн страница 23

Забываешь, что удавалось, помнишь то, что не удалось!

По-моему, после встречи в магазине я написала «Ветеранам». Может, вместо плёнки надо было посмотреть в глаза живому ветерану? Может быть…

Ветеранам

Как вам живётся, ветераны,
На той земле, что вы спасли,
Где за годами,
Как за горами,
Война теряется вдали?
А жизнь – не скатерть-самобранка,
А жизнь – не заводь, быстрина,
И редки орденские планки,
И только в праздник ордена.
С годами реже, слишком редко
Вдруг заведёте разговор —
Кто всю войну прошёл в разведке,
А кто танкист, а кто сапёр.
Вы с нами рядом.
С нами рядом,
Но вдруг в толпе, среди людей,
Остановлюсь пред вашим взглядом,
Как перед совестью своей.
Склонюсь пред тем,
Как вы вершили
Ваш общий путь, и каждый – свой,
Пред вашей верой нерушимой,
Пред вашей дружбой фронтовой.
Прошли года, минули войны,
Кружат орлы, не вороньё…
Хочу, чтоб были вы спокойны
За поколение моё.
Мы вашей плоти, вашей крови,
Вы нам давали имена,
Когда над нашим изголовьем
Внезапно грянула война.
Мы вскормлены годами теми,
И очень верить я хочу,
Что непростое наше время
Нам тоже будет по плечу.
Как вам живётся, ветераны?

3. Ганна

Жизнь продолжалась. Я уже не бежала каждый вечер в театр или концерт, на какой-нибудь семинар или творческую встречу в ЦДЛ. Чаще я сидела в своей уютной комнате за ставшим таким привычным старым письменным столом. И в спокойном круге света от настольной лампы появлялся очередной кусок прозы? Скорее, текста.

И тут на меня свалилась настоящая профессиональная работа – перевод большой книги стихов. Свалилась? Да я сама её взвалила на свои плечи, собственными руками!

Осенью второго года моих Высших курсов в «Дружбе народов» поручили мне перевести подборку стихов Ганны Светличной.

Стихи мне понравились, очень. Я понесла их Николаю Николаевичу:

– Посмотрите, какие прекрасные стихи! Какая широта, разносторонность, искренность, глубина чувств!

«Вот посею я, мама, подсолнухи…»

Вот посею я, мама, подсолнухи,
Золотые, литые подсолнухи,
Чтобы ими и жарко, и солнечно
Золотистый июнь расцвёл!
Так люблю я цветенье подсолнухов,
Так люблю, когда у подсолнухов
Деловитые, неугомонные
Вьются целые сонмы пчёл!
Соберут они в свои глечики
Мёд, горчинкою грусти отмеченный,
Сладость дня и задумчивость вечера
Даст подсолнух созревший мой.
У кого-то на свадьбе, на празднике
Будет стол полон яствами разными,
Будет губ своеволие страстное,
В чарах мёд заиграет хмельной,
Мёд, тот самый, с моих подсолнухов,
Золотистых, как солнце, подсолнухов,
Ох, какой же он сладкий и солнечный!
Подивится честной народ!
Ах, подсолнух, пыльцой припорошенный,
Мёд, по капельке пчёлами ношеный,
Пусть же будет пьянящим и крепким он —
Это мёд от моих щедрот.

– И вы возьмётесь переводить эту книгу, – сказал он утвердительно.

– Да.

– Но вы понимаете – я, конечно, постараюсь, но книжка может не попасть в план, или попасть через год, два, а то и три!

– Какое это имеет значение!

Рукопись книги я получила быстро. В письме Ганна писала, что очень хотела бы включить в книгу биографическую поэму в тысячу с лишним строк. И я с головой ушла в эту работу. Переводы отсылала Ганне, исправляла замечания, и уже авторизованные относила Николаю Николаевичу. Он читал их внимательно, и глаза его, в старческих морщинках, лучились.


Самым главным, самым трудным был перевод поэмы.

Друзья говорили:

– Только ты можешь без договора тащить такую огромную работу!

А однажды Николай Николаевич встал из-за стола мне навстречу:

– Поздравляю! Книгу включили в план. В вашем переводе.

Я была на седьмом небе. Обнять его я постеснялась, но он понял и так, что я на седьмом небе от счастья.

Переводила каждую свободную минуту – в автобусе, в метро, на переменках. Сократила до самого минимума выход в город, и лампа моя светила до глубокой ночи.