– Окей, – он поднял в капитулирующем жесте раскрытые ладони

«Можешь меня не слушать, но я считаю твое поведение крайне неполиткорректным, – продолжил в его голове Хью. – Ты не можешь игнорировать свои чувства. Черт возьми, Ги! Даже я не могу! Просто расстанься с Мэй и женись на Мари. Вы выиграете Кон, разбогатеете и купите виллу в колониях».

Ги силой нажал на запястье, чуть не поцарапав кожу, и голос Хью растворился в тишине.

– То есть, – уточняла Мари, – ты предлагаешь инициировать игру, удалив данные консоли о сеансах, и принимать всю память игрока за истинную?

– Да! – улыбаясь развела руками Мэй. – Разве это не решает проблему?

Рыжая девушка медленно выдохнула.

– Но…, – начал Чан, они с Мари переглянулись, – ведь именно это создаёт риск попасть в петлю игровой памяти.

– Это еще что? – устало простонала Мэй.

– Это… Как бы объяснить, – юный программист включился в беседу. – Ну представь, что есть большая Вселенная, у которой появился небольшой отросток, пусть это будет пузырь, другой Вселенной. При этом большая, исходная Вселенная обладает всем изобилием информации, а Вселенная-почка только урезанным вариантом, основанным на каком-то частном случае…

– Нет, Чан, – оборвала его Мари. – Это слишком сложно. Короче, – она посмотрела на Мэй, – что мешает игроку переигрывать участки нереальных воспоминаний, сгенерированных в прошлой игре?

– Ничего, а это плохо?

– Ну в целом это не критично, – она подняла одну бровь. – Но все равно опасно. Отчасти это будет похоже на сон во сне. И тогда таких внутренних реальностей может стать множество, и человек заблудится в них, даже осознавая, что находится в игре. Я уже говорила об этом. Бесконечная рекурсия сознания.

– По-моему, ты просто накручиваешь!

– Нет, мы можем проверить эту ситуацию в эмуляции, и я на сто процентов уверена, что мы попадем в воспоминание с двойным дном.

– Это в лучшем случае, – добавил Чан. – А то и с тройным, и вообще, кто знает… К тому же не известно, как код будет себя вести внутри таких двойных экспозиций. Есть вероятность, что сознание игрока купирует наш интерфейс, и тогда тю-тю…

– Тю-тю? – округлила глаза Мэй.

– Он имеет ввиду, что получится тот же эффект, которого мы стараемся избежать.

– Как у Штайнера?

– Да.

Ги ударил по тарелке, и в зале повисло молчание. Он начал мелко бить по малому барабану, и Хью объявил голосом конферансье через развешанные по периметру помещения колонки:

– Dave Brubeck, Unsquare dance, прямиком из тысяча девятьсот шестьдесят первого года!

Мари расплылась в улыбке и захлопала в ладоши, поддерживая ритм ударных. Они с Ги переглянулись, начали кивать в такт музыке и затопали ногами.

– А теперь вступает неподражаемое пианино Брубека, – провозгласил Хью, и финальными аккордами ритма прозвучала узнаваемая с первых нот джазовая мелодия.

Закончив хлопать, бить и топать, Мари с Ги рассмеялись. Она подошла к установке и протянула ему раскрытую ладонь. Он ударил по ней и подмигнул подруге.

– Всегда любила эту импровизацию, – сказала она. – Теперь давай немного рока! Как насчет еще одного старичка? – прищурилась она. – Спорим, не догадаешься, о ком я?

– Малыш Джек? – поднял бровь Ги.

Мари подмигнула ему в ответ:

– С ритмом работа пойдет быстрее, – и вернулась к мониторам.

Ги подбросил палочку, поймал и сделал отступление от джаза на «Little Room» The White Stripes. Под альбомы этой группы они собирали свой первый проект. Мари писала первый серьезный код, а он искал первых клиентов. Тогда, десять лет назад, им обоим еще не было и двадцати, но у них уже были далекоидущие планы.

Чан бросил очередную пустую пачку в кучу мусора рядом с красной корзиной, стоявшей в метре от него. Пепельница была заполнена окурками, которые туда по очереди бросали все участники проекта кроме Мэй. Худенькая черноволосая девушка отпускала нелестные комментарии каждый раз, когда кто-то закуривал. Мари выкурила всего одну сигарету, удивившись, что ее легкие не захлестнули спазмы кашля – видно, тело было привычно к этому ритуалу. В голове по-прежнему всплывали образы другой жизни, но, погрузившись в работу, она ненадолго забыла о случившемся.