Быть может, она в конце концов обнаружит там вещи, когда-то принадлежавшие матери. С тех пор как Клер обосновалась в Мандерли, она не нашла никаких следов матери – ни одной ее фотографии, ни одной личной вещицы. Она знала, что мать прожила в этом доме довольно долго, что она выросла здесь и здесь же воспитывала дочь. Однако складывалось такое впечатление, что все следы ее пребывания в этих стенах были тщательно стерты, словно после ее физического исчезновения кому-то захотелось уничтожить и связанные с нею воспоминания – все-все.

В ванной, на том же этаже, она открыла кран и плеснула себе на лицо холодной воды, потом посмотрелась в зеркало над раковиной и увидела в неоновом свете круги под глазами у своего отражения. Откровения Дамьена, в спальне, хлестнули ее, точно кнутом. Клер вспомнила свой детский кошмар – как она бежала по коридору, которому, казалось, не будет конца, и за нею гналось громадное чудище, пытавшееся сцапать ее и сожрать.

Даже став постарше, она не ложилась спать, не обложив кровать кучей всяких вещиц, безмолвных разноцветных хранителей, готовых сторожить ее сон и защищать от чудища, затаившегося в тени стенных шкафов или под кроватью. А еще она взяла себе в привычку кутаться в простыни – заворачиваться в своего рода кокон, оставляя открытым только нос, чтобы дышать, и частенько, проснувшись среди ночи, она чувствовала, что во тьме, совсем рядом, кто-то есть, однако она не смела и пальцем пошевелить, не то что потянуться и включить ночник, потому как боялась, что чудище схватит ее за руку.

Вывернет ее, сломает и сожрет.

Когда случалось такое, она засыпала, скованная ужасом, – и резко распахивала глаза только утром, когда ее комната мало-помалу согревалась светом нового дня и ей снова дышалось легко и свободно.

Но теперь она была уже далеко не ребенок. Перед тем как спуститься в гостиную, она вернулась в свою комнату, расположенную на верхнем этаже, достала мобильный телефон и проверила, не оставила ли тетушка, которая уже должна была вернуться из Египта, сообщения и не просила ли перезвонить ей как можно скорее. Месье Дюпре, само собой, предупредил тетушку о ее приезде, и Клер заранее знала, что́ скажут ей по телефону, когда она возьмет трубку. Слово в слово.

Почувствовав легкую головную боль, Клер решила перезвонить ей позже – и сунула мобильник в карман джинсов. Ночь обещала быть долгой. Отправиться спать у нее не было ни малейшего желания – по крайней мере, до тех пор, пока к ней снова не вернется душевный покой. Пройдя в гостиную, Клер направилась к книжным стеллажам, где хранились в основном энциклопедии и труды по истории. И достала книгу в кожаном переплете, показавшуюся ей очень знакомой, в отличие от остальных. То был сборник сказок с обшитой красной тканью обложкой, на которой, посередине, была нарисована деревянная избушка на опушке зимнего леса. Открыв сборник, Клер заметила на форзаце свое имя, выведенное корявыми буквами. Она вспомнила: это была ее собственная книга, и в ней содержались сказки, которые буквально зачаровывали и вместе с тем пугали всех детишек. «Кот в сапогах»[16], «Красная Шапочка»[17], «Гензель и Гретель»[18]…

Клер пролистала несколько страниц, и тут ее внимание привлек рисунок, на котором был изображен кричащий мальчик, свернувшийся калачиком на кровати. А из-под кроватной темноты тянулись крючковатые руки, готовые схватить его за ноги.

Бука.

Дамьен, верно, наткнулся на книгу этим вечером.

Только и всего.

Клер положила книгу на журнальный столик, оглянулась на окно – и вздрогнула: ей показалось, будто снаружи, за стеклом, промелькнуло что-то белое. Не сводя глаз с окна, она сдвинулась к камину и схватила кочергу.