Вилья-Льяо-Льяо оказался отелем, состоящим из одно- и двухэтажных бунгало, покрытых декоративной деревянной дранкой. Он располагался на самом кончике мыса, вдающегося в озеро Нахуэль Уапи. К отелю вела только одна автомобильная дорога, что добавляло приватности и чувства защищенности. Виктор зарегистрировался и поднялся наверх, в светлый номер с пестрым ковровым покрытием на полу и мебелью из тисовых досок; на небольших окнах висели занавеси в тон покрывалу на кроватях. На прикроватной тумбе стояла ваза в виде колбы тонкого стекла, в ней благоухали свежесрезанные розы. В номере царила атмосфера такого уюта, который ощущается только при входе в собственную квартиру. Лавров с наслаждением принял душ и провалился в безмятежный сон…

Его разбудило сообщение, отправленное с местного номера. Воодушевленный предстоящим эксклюзивом Касти предлагал журналисту поужинать в ресторане отеля с ним и его племянницей. «Как раз вовремя», – подумал Виктор, только сейчас поняв, насколько он голоден. Памятуя бордовую блузку Анабель, Виктор надел бордовую рубашку, пурпурно-черный галстук, черные брюки с ремнем из кожи аллигатора и мягкие дезерты из черной замши. Постояв у зеркала, украинец, наконец удовлетворенный своим внешним видом, вышел из номера. Конечно, многие боевые друзья из прошлого не поняли бы его, но… издержки профессии. Журналист – человек, который всегда на виду, и он должен не пугать собеседника, а располагать к себе. Это правило за много лет вошло у Лаврова в привычку.

Виктор спустился вниз. Рядом с холлом располагался ресторан с баром, в котором коротали вечер множество мужчин в гангстерских костюмах, от которых пахло дорогим парфюмом, и женщин в платьях и юбках с ярко накрашенными ногтями и губами. Барилоче славился самой яркой и насыщенной ночной жизнью в Аргентине.

Отдохнувший Виктор был в прекрасном настроении. Ему нравились окружающие его люди, запах добротной еды, ненавязчиво долетающий из кухни, звуки оркестра из пяти музыкантов в белых пиджаках и лиловых рубашках, расположившихся в углу. Бармен-качок в рубашке с коротким рукавом, надетой специально, чтобы демонстрировать свои индейские татуировки, разговаривал с Анабель Феррер. Девушка переоделась в черную шелковую блузку с воланом на груди и открытой спиной, коралловую юбку по щиколотку, покрытую на бедрах багровым парео; на ее ногах были черные туфли с ремешком и на каблуке-рюмочке. Казалось, что одежда изменила и поведение Анабель. Где та строптивая секретарша-заноза из издательства «Aldebaran»?

– Добрый вечер, Виктор. Извините, дядя не приехал, он вдруг почувствовал себя неважно, – улыбаясь, обратилась сеньорита Феррер к подошедшему Лаврову.

– Не смог остановиться с ромом, да? – Лавров понимающе улыбнулся в ответ.

Виктор не обладал рельефной фигурой культуриста и, кроме татуировки спецназа на левом предплечье, больше не имел никаких «изысков». Но его фигура сводила с ума поклонниц, даже когда он, одетый в тулуп, вел репортажи с Крайнего Севера. А по физической выносливости Лавров мог дать фору любому лидеру бодибилдинга.

– А вы действительно неплохо выглядите… – проговорилась Анабель. – Ой… В смысле… Я хотела сказать, неплохо знаете моего дядю.

Девушка смутилась, а Виктор элегантно ответил:

– Соглашусь и с первым, и со вторым. Ну что, поужинаем?

– Я заказала нам асадо, – радуясь смене темы, выдохнула Анабель.

Виктору нравилось асадо[6]. Жаркое аргентинских ковбоев гаучо, приготовленное на углях, прямо с куском шкуры, – еда для настоящих мужчин. Именно поэтому, даже с приходом цивилизации с ее сотнями разнообразных мясных блюд, любимой едой аргентинцев остается именно асадо.