– Тогда армию двинут, – выпустил витиеватые круги дыма Жуков.
– Так это нам только на руку, – расхорохорился Рябинин и тоже пустил витиеватый дым. Кабина стала похожей на окуневый студень. – Города им придётся освободить от части войск ради борьбы с волками. И там мы постараемся захватить органы власти и силовых структур. Народ, живущий как скот, да ещё чувствуя нестабильность своего положения от волчьего нашествия, должен присоединиться к нам.
– Хорошее слово: должен, – ухмыльнулся Жуков.
– Странный ты, Жуков, какой-то! Я тя чо-то не пойму, – озлился Рябинин. – Если ты такой осторожный, чего ж тогда во всём этом предприятие принимаешь участие?
– То-то и участвую в вашей авантюре, чтобы с дурума дел не понатворили. А то людей выведете на улицы, а кто за их жизни отвечать будет?
– Без жертв не бывает революций. Это тебе, Жуков, надо уже было усвоить.
– Да это, Рябинин, ты мне можешь не объяснять. Уж скоро сорок. Здесь главное, не прогадать. А то и людей загубим, и дело. Разве не понятно, что в случае поражения, за нас возьмутся рьянее? Из всех щелей выкурят, как сверчков запечных, – Жуков, с остервенением жуя папиросу, ворочал руль. – Надо, чтобы всё было филигранно. А то пришли волки, и пошла суета. Ртутьев говорит одно, Жаров другое. И спорят и спорят, голуби, до хрипоты в глотках. А истины не ухватят… Оно и понятно. Вроде оппозиция, а разногласия между самими такие, что не упаси Бог. А ещё заводят там темы на мировоззренческие… в общем, не знаю как сказать. Неучёный.
Жуков в последний раз затянулся и вмял бычок в алюминиевую пепельницу, намертво прикрученную к панели двумя болтами.
– А кто такой Жаров? – поинтересовался Алексей и тоже вмял в пепельницу докуренный бычок. – Мне Ртутьев про него ничего не говорил. – Жуков ухмыльнулся.
– Ещё бы он тебе, птенцу неоперённому, сказал о нём!
– А всё-таки кто он? Тебя, кстати, как по имени-то?
– Егором батька назвал… А теперь слушай, коль напросился, – Жуков надвинул на лоб потрёпанную кожаную кепку. – Как наша организация называется хоть знаешь, желторотый?
– Велесово братство. А что?
– Да, Велесово братство, – подтвердил Жуков. – Его руководитель, как ты догадываешься, Аникей Ртутьев, или по-славянски Бермята. Мы язычники-ведисты. При этом Христа не отвергаем. Только у нас свой Христос, в некоторых существенных моментах отличный от евангельского. Кроме нашей организации существуют и другие ведические. Мелких много. Наносного. А крупных две. Это наша, Ртутьева, и Сергея Жарова по-славянски Храбра. Его организация называется Лепестки Агни. Так этот Жаров отвергает Христа. Считает, что его навязали русскому человеку жиды, не понимая, что дух Христовый испокон веку жил в русиче, вдохновляя его на труд и на жертвенный подвиг.
– Надо же! – искренне удивился Рябинин. – Я и не знал, что могут быть разногласия по поводу Христа. Покойная матушка именем этим меня благословляла. И на груди у меня вместе с оберегом крест. Да ещё стих приговаривала: В тумане да в бурьяне, Гляди, – продашь Христа За жадные герани, За алые уста!
– Кроме ведистов среди недовольных властью, – продолжал Жуков. – Есть ещё и социалисты. Там тоже полный бардак. У них и «Под знаменем Сталина», и «Ленинские беркуты», и молодёжная «Вперёд, Че Гевара!» и мелочь всякая анархическая, которая часто имеет и языческую окраску. Так что, Лёха, всё очень запутанно. А тут эти грёбанные волки. От этого у них всех в мозгах произошло какое-то помутнение. Всех обуял зуд деятельности. Надоело нам, мол, в подполье сидеть, надо на божий свет выходить да удаль свою молодецкую показать. «Эх, ты удаль молодецкая-я!» – вдруг красиво пропел он. – А чего показывать? Хоть дисциплина внутри каждой группы и есть, но координаций будущих действий между ними всеми никакой. Так что же от таких разрозненных групп можно ожидать? Решимость? Да! Идейность? Да! Жертвенность? Да! Но, – Жуков повернул голову к Алексею и тихо сказал. – Но победы – не уверен.