– Какой я тебе господин? Я – дружинник рязанского князя Лев Коловрат.

– Не суди меня строго, боязно одной оставаться… Ты шибко похож на моего брата. Сразу показалось, что это он, только в доспехах. Не серчай, это всё от горя великого.

– Брат не жив?

Она кивнула.

– Половцы сгубили, он кинулся в заступ, его порубили… Молодшего братишку тоже убили, не хотел в полон идти. Заодно и матушку с батюшкой. А избу пожгли.

Надийка судорожно вздохнула.

– Ничего не осталось, даже слёз…

– Где жили-то?

– Меж Исадскими и Ряжскими воротами наш посад, батюшка кузнечил.

– Куда ж ты теперь?

– Пойду к тётке, авось не прогонит. У неё и самой мал мала меньше, а мужа в прошлом году половцы в полон забрали.

– А коли нет её?

– Не знаю, – обречённо ответила Надийка. – Пойду в Пронск, там ещё одна тётушка проживает, но совсем старенькая уже.

В Рязани полоняники разошлись по своим градам и весям, а сердце Льва Коловрата попало в полон. Маялся он, маялся, пока не вмешалась матушка Меланья, которая сразу определила, что с сыном творится неладное. Но и ей не сразу поведал о сердечной хвори…

– Это горе – не беда, – сказала радостно, выслушав весь его сбивчивый рассказ. – Пришло время, сыне мой…

– Какое время, матушка?

– Жениться тебе, вот чего скажу.

Оставив сына в некотором недоумении, матушка Меланья заспешила к княгине Марии…

Через некоторое время в ремесленном посаде между Ряжскими и Исадскими воротами появился княжеский дружинник Тимофей, разыскивающий дочь кузнеца полонянку Надийку. Ему указали на покосившуюся избушку.

– Княгиня Мария велела кликать тебя, – объявил оробевшей дивчине развесёлый посыльный. И добавил многозначительно: – Не мешкая…

В княжеском детинце её направили не в палаты к княгине, а туда, где проживала травница.

– Ну, здравствуй, девушка-голубушка! – сказала ей невысокая сухонькая женщина. – Отныне жить будешь здесь и мне помогать станешь.

Надийка только ответила:

– Тётушка, я ничего не понимаю. За что мне это, сироте бездомной?

– Скоро поймёшь, – услышала в ответ. – Меня можешь называть матушкой Меланьей.

– Ты… его матушка? – переспросила Надийка чуть слышно, сама поражаясь своей смелости.

– Ну вот и слава тебе Господи! – облегчённо отвечала матушка Меланья. – Догадлива ты, одначе…

И размашисто перекрестилась.

– Стало быть, залетел голубь в душу?

– Ещё как… – Надийка была готова разрыдаться. – С тех пор только о нём и думаю. О нём, как самом родном и близком…

На следующий день матушка Меланья поведала сыну, чтобы он перестал изводить себя, а по-прежнему служил исправно. Мол, выведу всю твою хворь. И показала на худенькую дивчину, которая медленно заходила в её избушку, занося воду в деревянном ведре.

Краска разлилась по лицу Льва Коловрата.

– Матушка, милая, родная… – только и сумел сказать.

В порыве чувств взял её руку и поцеловал.

– То-то же, – погрозила матушка Меланья. – А то поведать не хотел. Жить будет здесь, мне помощница. Осенью, испрося у князя, свадебку сыграем.

…В одном из последних походов, в котором участвовал Лев Коловрат, а это случилось в 1203 году, он принял в себя две стрелы, предназначенные для князя Святослава, уж больно нехристям хотелось изничтожить предводителя русичей и славного воина.

В полном беспамятстве увезли его на телеге. Матушка Меланья выхаживала больше двух месяцев. А когда Лев, исхудавший и обессилевший, вышел во двор, увидел, что наступила осень.

– Матушка, это ж сколько времени прошло? – спросил потерянно. – И что теперь станем делать?

– Ничего, – сдерживая слёзы, отвечала она. – Главное, что ты вживе…

А к нему навстречу бежали, спотыкаясь, два сына-погодка – Дементий и Евпатий, недалече застыла в беззвучных рыданиях жена Надежда, повторяя сквозь слезы: