И в полной мере повторил его земной путь. Так же, как Антипа (мирское имя святого), горя желанием увидеть места земной жизни Иисуса Христа, посетил Палестину. На обратном пути принял пострижение на горе Афон, в том же монастыре, в котором обретался святой Антоний, с названием Эсфигмен (восточная часть Афонского полуострова), где прожил несколько лет в уединенной пещере, которую выкопал своими руками.
Арсений горел желанием духовного подвига. Русь полюбил издалека и только за то, что язычники избрали свет православия. Уроженец Никеи никогда не бывал в земле русичей, но именно там подвизался Антоний, именно туда нёс свет афонского монашества. И Арсений испросил благословение игумена Никифора отпустить его в Русскую землю, где «вера во Христа ещё непрочна». Он грезил созданием такой обители, которая могла бы сравниться разве что с Киево-Печерской, которую создал святой Антоний. Игумен благословил и подарил икону апостола Иоанна, написанную еще в VI столетии в Византии мальчиком-сиротой. Икона была удивительной, её краски, несмотря на прошедшие шесть веков, сохранялись яркими и свежими, а лик апостола выглядел настолько живым, что казалось, будто от него исходит сияние.
В сопутники Арсению игумен определил инока Андрона – огромного детину с пудовыми кулаками, однако кроткого и молчаливого.
В Киеве, после разговора с митрополитом Никифором II и епископом Черниговским и Рязанским Порфирием, Арсений отправляется в Рязанское княжество.
…Весной 1192 года в долину Оки, что на двадцать пять вёрст ниже стольного града, подальше от глаз людских, градов и весей, пришли два греческих монаха.
Места необжитые, с непуганой дичью, реками и озёрами – полными рыбы, лесами и рощами – изобилующими грибами и ягодами.
Подобно птичьему щебету услышал Арсений звук из чащобы, то звучал источник, исторгая из глубоких недр чистейшую влагу, и тогда понял, что лучшего места для обители не сыскать. Источник был дивен, вода в нём казалась прозрачно-голубой, порывами светилась издалека подобно пламени.
И уверовал Арсений в святость обретённого места!
И принялись монахи за дело, стали копать себе жилище на склоне холма, сплошь поросшего дубом, не зная дня и ночи.
Так было положено начало первому на Рязанщине Иоанно-Богословскому монастырю.
Постепенно к ним стали приходить люди: охотники, рыбари да бортники, ищущие Бога посадские, бежавшие от злых бояр смерды. Некоторые селились рядом, выкопав себе жилище в земле.
Когда число братии возросло многократно, решили поставить малый Иоанно-Богословский храм с малой же колокольней.
Колокол на неё прислал рязанский князь Роман Глебович. Он же отписал монастырю находившиеся рядом угодья с полями, озёрами и лесами.
…Немного забегая вперёд, скажем, что для Руси, в большей мере для Рязанского края, имя Арсения стало духовным знаменем, а жизнь его, целиком отданная православной вере, – примером для подражания. Таким же, как для него было имя Антония Печерского.
…Уместно вспомнить о том, что рязанский княжич Роман доводился зятем великому князю черниговскому Святославу Всеволодовичу. Подобное родство не волновало бы последнего ещё долгое время. Но, когда в княжеский детинец примчался взмыленный гонец с вестью о том, что половецкие орды заполонили всю Рязанщину и вплотную приблизились к границам Черниговского княжества, великий князь не на шутку встревожился. В его планы такое развитие событий не входило, напротив, он мечтал о том, что поможет зятю выйти из владимирской темницы, занять княжеский стол… И благодарный Роман будет ему во всём послушен на веки вечные. И земли рязанские станут едиными с черниговскими, как уже случалось в далёкой старине, явив всему христианскому миру государство невиданной мощи и богатства.