– Боже мой, папа, какая невообразимая чушь!.. Вот кому точно не помешали бы холодные ванны, так это синьоре Белинде… чтобы остудить желание лезть в нашу с Маленой интимную жизнь.

– Не смей говорить о своей мачехе в подобном тоне! Ты обязан уважать ее так же, как и меня! – отрезал Гвиччарди тем особенным жестким тоном, что у неподготовленных людей вызывал дрожь в коленях и позывы к мочеиспусканию, но Бруно знал о своем привилегированном положении в иерархии отцовских ценностей, и показным гневом его было не пронять:

– Прости, отец, если я был непочтителен… но, следуя твоему примеру, требую безусловного уважения к моей жене.

– Тогда объясни ей – снова – что значит быть женой человека, носящего фамилию Гвиччарди, и пусть прекратит позорить семью поступками, которые потом неделями полощут в газетах!

– Мне будет довольно сложно сделать это, находясь в Нью-Йорке…

– Ничего, зато в Нью-Йорке у тебя будет время подумать; а пока ты занимаешься делами фирмы, я позабочусь о твоей жене… на правах любящего свёкра.

Нервы Бруно напряглись еще сильнее. Во многих жизненных вопросах Филиппо Гвиччарди отличался широтой взглядов и занимал сторону прогресса, однако в отношении семейных ценностей был консервативен до нетерпимости. Трагическое вдовство и второй брак с женщиной, что всегда выглядела и вела себя как воплощенная благопристойность, сделали его изрядным занудой, не принимавшим ни малейшей экстравагантности. От сына он требовал если и не разделять до конца его твердые принципы, то, по крайней мере, следовать им внешне. Наказание за публичное нарушение приличий следовало быстро и неотвратимо.

Бруно хорошо помнил, как десять лет назад он принял участие сперва в разгульной вечеринке в сомнительном ночном клубе, а потом и в футбольной драке, и это попало в газеты. После этого отец отобрал у него машину, заблокировал кредитную карту и на два месяца отправил «по семейным делам» в захолустный немецкий городишко, где не было ни одного приличного бара, и магазины закрывались в шесть часов вечера. Римское дерби он вынужден был смотреть по телевизору с маленьким экраном и рябым изображением…

Той выволочки Бруно хватило, чтобы сделать выводы: он стал гораздо внимательнее выбирать знакомых и научился тщательно скрывать все обстоятельства своей жизни, которые не вписывались в образ идеального сына и наследника Филиппо Гвиччарди. Если, конечно, не считать скандального разрыва помолвки с Анабеллой и женитьбы на Магдалене Драганич; но как раз по этому поводу у отца не возникло особых возражений, ведь Бруно всего лишь повторил его собственную историю брака с прекрасной Алессией Паччи, тоже включавшую побег из-под венца и многолетнюю ссору с родственниками.

Убедившись, что спорить с отцом насчет поездки бессмысленно, Бруно вздохнул, взял стакан с виски, долил содовой и, как ни в чем не бывало, перешел к обсуждению практической стороны:

– Билеты на самолет заказаны?

– Да, и для тебя, и для Виолы. Полетите «Дельтой», из Фьюмичино, в двенадцать часов дня. Рейс двести сорок пять.

– «Дельтой»? Десять часов в воздухе на этом дурацком аэробусе?.. – Бруно чуть не уронил стакан. – Ну, спасибо, папа…

– А как ты иначе собираешься попасть в Нью-Йорк? Я не могу предоставить тебе свой «Бомбардир», сам послезавтра улетаю в Париж.

– Так, может, мы полетим вместе? Я как раз хотел лететь через Париж, на «Конкорде».

Гвиччарди покачал головой:

– «Конкорд» – слишком дорогое удовольствие даже для меня. (7) И ты на пересадке потеряешь больше времени. Но если не хочешь «Дельту», на выбор еще есть «Люфтганза» и «Алиталия». Это не принципиально, принципиальна дата твоего отъезда. Завтра в полдень.