Многие поутру, проходя мимо храма. Видели, что слагается кострище. Это из своих чертогов заметил и Боговед. Он понял, что воин выполнил свою угрозу, а он был бессилен этому противостоять, как не пытался что-то изменить. Он все яснее понимал с каждым часом, что боги его не спасут. Если они существуют, то им нет дела до сметных, как ни горько было сознавать, но это так.

И потом он пожалел о том, что не владеет никаким оружием и не может с ним расправится, хотя это вряд ли поможет ему, тогда князь убьет его своими руками. Но возможно все и не так страшно, как ему казалось. Но поздно что-то предпринимать. Он точно знал, что у него ничего не выйдет. Перед ним была гиена огненная. Они спрашивали друг друга о том, кто будет наказан в этот раз. Имя его произносили шепотом. Почти никто не верил в то, что это возможно. Но дружинники орудовали быстро. Они не собирались шутить.

Князь появился на площади перед храмом в тот момент, когда все было готово.

Взглянув на него, Боговед понял, что ему не стоит ждать милости.

– Огонь погас, нас ждет гнев богов, – почти яростно говорил Славен, – но мы должны наказать того, кто навлек на нас такую беду, пусть не будет ему прощения. Он первым примет страдания.

Князь тоже поглядывал в небо и гадал о том, что боги как -то ответят на все, что совершалось. Его удивило даже то, что Велес так и не появился для того, чтобы побороться за справедливость.

И только Марена смотрела на происходящее. Она была удивлена жестокости Славена. Ему все было известно, но почему он не остановит этого? Если бы это был Скиф, она бы смогла понять. Она не жалела Старика, которому предстояло сгореть. Она никого никогда не жалела. Но он и сам становился другим из-за проклятого своего бунта, вот что пугало ее очень сильно.

Она не могла больше им гордиться, а это пугало. Если он в подлости и жестокости собрался с Перуном сравниться, то ничего хорошего из этого не выйдет.

Дубыня не верил в то, что придет возмездие. Он распоряжался о том, чтобы получше зажгли костер, чтобы горел он как можно ярче.

Славен слышал, что на площади восстановилась странная тишина. Он понимал, что они не верят в то, что это исполнится.

Боговед был странно бледен, но спокоен. Все свежо было в памяти, он ясно видел, как всходил на костер его предшественник – обычный жрец, а сам он не мог позориться перед ними. И он оглянулся и порадовался тому, что увидел скорее испуг на их лицах, никто не радовался тому, что совершалось.

Пусть они бояться того, что видели, как совершается дикая несправедливость.

И когда он посмотрел на Славена, то был уверен в том, что тот спорит с небесами, и не случайно жертвой был избран именно он.

И вдруг странное видения поплыло у него перед глазами, он видел совсем иное время и другой мир. И такой же костер, и жреца, бездыханное тело которого воины к нему подтащили, чтобы там оставить.

И другой князь, бесцветный и ничтожный, взирал на то, что там происходило. Никто не ново в этом мире, все странно повторяется.

№№№№№№

Неспокойно было и в Сварге. Перун посмотрел на Световида, а тот на самого Сварога. Но он не смотрел на них, был погружен в собственные помыслы и заблуждения.

Он хорошо знал сколько еще ему придется выдержать – это только первое звено той цепи, которая может оказаться бесконечной. Он решил отстраниться от происходящего.

– Позови мальчишку, – кажется, говорил Световид. – ему хотелось спасти их служителя, но он не знал, как это сделать

– Я не стану вмешиваться, – заявил Перун, – даже если весь мир рухнет, мненет до этого дела.

Если бы он немного поторопился. Но это было для них обоих только отговорками. Они тянули время, чтобы оказаться там и не сталкиваться с ними, и со смертным Славеном, это было недостойно его. Он не хотел иметь дела с тем, кто стал значительно ниже, чем они сами того хотели и желали.